Отец неожиданно улыбнулся и похлопал Костю по плечу.
- Ты маме сказал?
- Нет пока. Я думал, когда она с работы придет…
- Позвони сейчас же и обрадуй ее. И вот еще что, возьми
деньги и дуй в магазин, купи там чего повкусней, надо же завтра будет стол
сооружать, побаловать мальчика. Этот, - он мотнул головой в сторону окна, из
чего стадо понятно, что он имеет в виду Врага, - завтра собирается дома сидеть,
я случайно услышал, как он из машины по мобильнику разговаривал, мы на
перекрестке рядом стояли, и окна открыты. Так что я, скорее всего, никуда не
уеду, с Вадиком повидаюсь.
- Пап, только ты…, это… Если он спросит, почему ты к
нему в больницу не приезжаешь, что ты ответишь?
- Да он меня и по телефону об этом много раз спрашивал.
Мы же с тобой договорились, что для всех я работаю на трех работах, и в
выходные, и в праздники. А насчет того, почему я завтра окажусь дома, я
что-нибудь придумаю, только вы с мамой меня поддержите, не выдавайте, и все
будет нормально.
На самом деле Вадька давно знает, почему отец не приезжает и
чем занят целыми днями, поэтому, как человек умный, не станет задавать отцу
никаких провокационных вопросов, в этом Костя был убежден. Но если брат
обнаружит свою осведомленность, то отцовский гнев, несомненно, обрушится на
Костю как на проболтавшегося. Поэтому Костя исправно делал вид, что Вадик ни о
чем не догадывается, и роль свою играл до конца.
- И еще, пап… Вадька очень боится, что ты его осуждаешь
за то, что он сделал, считаешь его слабаком и депрессивным психом. Он думает,
что ты именно поэтому к нему не ездишь. Я думаю, он так настаивал на этой
поездке к нам, чтобы услышать от тебя…, ну, в общем…, что это не так, что ты…,
короче…
- Я понял, сынок, - очень серьезно ответил отец. - Ты
не волнуйся, все будет хорошо.
И Костя окончательно успокоился.
На следующий день в четверть двенадцатого у подъезда, рядом
с отцовской машиной, остановилась "бэхатреха" Милы Караваешниковой.
Она приехала на пятнадцать минут раньше, чем договаривались, и у Кости
зародилась смутная надежда на то, что, может, она тоже по нему соскучилась,
ведь они не виделись целых две недели!
Сидевший у окна, на своем наблюдательном посту, отец заметил
припарковавшуюся машину и внезапно заметавшегося Костю.
- Это за тобой? - спросил он. - Твоя пассия?
- Да, - коротко ответил Костя, судорожно напяливая
майку, потому как по причине жаркой погоды ходил по квартире с голым торсом.
- Что ты ей рассказал?
- Да ничего, пап… Ничего особенного. Ну, сказал, что
брат в больнице, попросил помочь отвезти туда-сюда…
Она не в курсе.
- Костик, пригласи ее к нам на обед, - вмешалась Анна
Михайловна. - Она все-таки целый день на нас потратит, неудобно.
Костя с благодарностью посмотрел на мать и выскочил на
лестницу. Жаль, что суббота и пробок на дорогах не будет совсем, мало того, что
в большинстве учреждений день нерабочий, так еще половина автомобилистов по
дачам разъехалась. Сбегая по выщербленным ступенькам и вдыхая осточертевшую
вонь - комбинацию из перегара, валяющихся рядом с мусоропроводом гниющих
пищевых отходов и кошачьей мочи, - Костя с тоскливой нежностью вспоминал, как
они с Милой целовались, как только движение стопорилось.
Девушка встретила его насмешливой улыбкой, подставила для
поцелуя щеку, а не губы, как раньше, и у Кости внутри все похолодело. Но уже
через три минуты он был абсолютно счастлив, потому что Мила, проехав два
квартала, свернула в какой-то переулок и заглушила двигатель.
- В котором часу мы должны быть в больнице?
- Я обещал Вадьке в двенадцать… - начал было Костя, но
она оборвала его:
- По пустым дорогам доедем минут за двадцать. Значит, у
нас куча времени.
Она повернулась к Косте и посмотрела на него так… так…, что
у него сердце зашлось. А потом быстрым движением засунула руки под его майку,
погладила спину, слегка царапнула, прижалась губами к его губам.
Когда до больницы оставалось минут пять езды, Костя очнулся,
вынырнул из мира волшебного в мир повседневный.
- Милка, давай договоримся, у нас тут сложности всякие…
- Опять вранья три кучи нагородишь? - проницательно
спросила она.
Как же хорошо она его изучила, и его, и всю его жизнь. А
если бы она знала правду…
- Приходится, - со смехом подтвердил Костя. - Значит,
так. Пусть Вадька думает, что мы с тобой просто приятели, даже не очень
близкие.
- Думаешь, ревновать начнет?
- Ты что! Вадька слишком умный, чтобы ревновать.
Просто у нас с тобой есть личная жизнь, а у него нет, и не
надо его нервировать.
- Сам придумал? - скептически осведомилась она.
- Доктор посоветовал. Вадьку нельзя травмировать, у
него же депрессия, забыла?
- Ладно, нельзя травмировать - не будем, - легко
согласилась девушка - Какие еще будут указания у партии?
- Еще нельзя вести никаких разговоров про институт,
лекции, зачеты, экзамены и всякое такое.
- Ну понятное дело, у нас есть - у него нет. Что еще?
- Еще… Если в нашем с Вадькой разговоре тебе что-то
покажется непонятным, ты, пожалуйста, не встревай и ничего не спрашивай при
нем. Я тебе потом, когда мы будем одни, все объясню.
Конечно, ничего объяснять он не собирался, не имел права, он
просто оставлял себе отходной путь - запас времени, чтобы иметь возможность
придумать очередное вранье в зависимости от того, какие неосторожные слова
будут произнесены либо братом, либо самим Костей.
- Хорошо. Еще что?
- А еще мама пригласила тебя к нам в гости сегодня.
Зайдешь?
- С предками знакомиться? - фыркнула Мила. - Не
рановато ли?
- Ты не понимаешь, - Костя" внезапно рассердился.
- Я хочу, чтобы мама тебя увидела. И отец тоже.
- Для чего?
Они уже подъехали к ограде, окружающей территорию больницы,
и у ворот Костя увидел Вадика. Он одиноко стоял, прислонившись к решетке, и
смотрел на проезжающие машины. Он уже ждал. Несчастный, больной, такой
худенький и слабый. Такой любимый единственный брат Вадька.
- Смотри, это он.
- Это твой брат? - удивилась Мила. - Надо же, совсем не
похож - Я же говорил, мы разнояйцевые. Ну что, все запомнила?
- Уи, мон женераль, - она шутливо коснулась двумя
пальцами виска, словно отдавая воинскую честь на французский манер.
