– Знал. – Голос Альвина сух и безжизнен. – Во время Альмерского восстания я и получил рыцарскую цепь.
– Что, резал крестьян и насиловал пленниц? – вскинулся успокоившийся было Гален. И тут же покатился от мощного удара в челюсть.
– Хватит! Прекратите! Сейчас же! – Катарина встала между парнями. На глазах слезы.
Кажется, подействовало. Альвин разжимает побелевшие кулаки и садится на место.
Порывшись в рюкзаке, перебрасываю ему флягу:
– Выпей, успокойся. И расскажи, – чувствую, не все так просто. И не должно быть недоговоренностей в таком деле.
Глотнув, Альвин закашлялся. Еще бы! В местном самогоне градусов сорок пять – пятьдесят. Я его больше для дезинфекции брал, хоть и на вкус он весьма неплох. Сделав еще один неслабый глоток, но-Рох кинул флягу обратно и заговорил:
– Да, я убивал крестьян. Убивал без сожаления. Объясни мне, Гален, почему, разрушив замок но-Торнхилов, бунтовщики пошли дальше?
– Не знаю, – пробурчал здоровяк. – Меня с ними не было.
– Толпа обезумела от крови. Мне хватило одного селения, разрушенного восставшими, чтобы убивать их, не чувствуя угрызений совести. Как животных. Даже животные не делают такого. А ведь это были такие же, как они, крестьяне!
– А цепь? – задал я наводящий вопрос.
– Девчонка одна. Прирезала благородного, – короткие рубленые фразы и абсолютно безжизненный голос выдавали, насколько трудно дается рыцарю рассказ. – Тоже решил поразвлечься. Не вышло. Казнь устраивать не стали. Не до того. Но-Хорди приказал отвести подальше от лагеря и прирезать. Я отвел и… не смог. Отпустил. Сэр Трувор, кажется, догадался. Долго смотрел мне в глаза, но ничего не сказал. А на следующий день посвятил в рыцари.
На какое-то время воцарилось молчание.
– Прости, – выдавил из себя Гален. – Я погорячился.
– Принято, – кивнул Альвин. – Я тоже был не прав.
– Ну, за мир и взаимоуважение! – делаю глоток из фляги и передаю сидящему рядом Галену. Тот тоже прикладывается и протягивает Альвину, но Катарина перехватывает сосуд на полпути. А пить она не умеет. Дрожащими руками протягивает флягу Альвину, судорожно пытаясь вдохнуть. Наконец заветный сосуд снова у меня в руках. Тепло растекается по венам. Впрочем, здесь не холодно даже ночью, лето уже полностью вступило в свои права. Шум леса, уютное потрескивание костра и пляска языков пламени. Благодать! Развалившись на одеяле, смотрю в звездное небо. Уже за полночь, но сон не идет. Слишком насыщенный день.
– Даркин, – выводит меня из задумчивости голос Элеоноры, – а почему тебя называют Музыкантом?
– Кто называет? – приподнявшись, смотрю на девочку.
– Ну, старшие ребята, – смущается та. – А на чем ты играешь?
– Ни на чем.
– А почему тогда музыкант? – присоединяется Катарина. – Я тоже слышала.
– Помнишь наш первый ментальный поединок? Вот за такие шутки.
– Ты со всеми противниками так танцуешь? – усмехается Гален.
– Нет, только с красивыми девушками, – парирую я. – Для остальных есть музыка погрубее.
– Это как? – удивляется Альвин. – Можешь продемонстрировать?
– Вы же не враги, – мне лень.
– Ну, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! – Чисто ребенок!
Элеоноре отказать не могу. Связь устанавливается просто, они готовы слушать. Что бы такое изобразить? Не одну из тех песен, что пугают моих противников, точно. И что-нибудь понятное, чтобы не пришлось объяснять каждое второе слово. И не слишком агрессивное.
«Орел» Маршала вполне подойдет под мое умиротворенное настроение. Лиричная песня о детстве и мечте.
– Красиво, – произносит Катарина, когда стихают последние аккорды.
– Еще! – требует Элеонора. Гален кивает. Остальные тоже не против.
На этот раз кое-что поживее. «Каждый выбирает по себе» – одна из моих любимых песен, правда, в обработке Газманова. Авторское исполнение, которое видел по телевизору, абсолютно не впечатлило. А значит, и сейчас не смогу воспроизвести как должно.
Идее вайт фью зих,
Эншейде ан – со хут искан,
Эйнем ден айспурхе них,
Идее вайт фью зих.
Последнее четверостишие произношу на общем, так как у Газманова его нет.
– Правильная песня! – восхищается Альвин. – Ее бы на общий перевести. Сможешь?
– Не настолько хорошо знаю язык, – качаю головой. – Ты и переведи. Или музыка и стихосложение в число рыцарских добродетелей не входят?
– В этом я не силен, – разводит руками Рох.
– Еще одну! – Снова Элеонора. Вот ведь неугомонная!
– Спи давай! – шикаю я на нее.
– Правда, Даркин, давай еще одну, – поддержала малявку Кэт. – Как раз малое ожерелье получится.
Ожерелье – это термин бардов. Несколько песен на заданные темы. Минимум три – малое ожерелье. Например «О любви» – «О страдании» – «О судьбе».
– Там же вроде по очереди поется. Так что давай ты.
– Что ты, – замахала руками девушка. – Я и не умею. Я с пяти лет с отцом по гарнизонам, в сигналах горна разбираюсь лучше, чем в ладах риттоны.
– По-моему, ты лукавишь, – замечает Гален. – У тебя красивый голос и неплохое образование.
– А ты вообще помолчи! – напустилась на него Катрин. – А то сейчас сам петь будешь!
– Последнюю. Ну пожа-а-алуйста. – Элеонора решила меня сегодня доконать.
Ладно, вы просили песню – вы ее получите. На лицо сама собой выползла ухмылка. И не жалуйтесь потом. Транслирую «Некроманта» «Короля и Шута». А что? В чем-то даже почти про меня. Особенно припев.
– Даркин, ты слабоумный, такие песни перед сном петь? – возмутился Альвин.
– Спокойной ночи, – откликнулся я, заворачиваясь в одеяло.
Утром тело слегка ломило: подстилка из лапника – это не голые камни, конечно, но и не мягкая перина. Впрочем, стандартная утренняя разминка привела организм в порядок. Умывшись и позавтракав, мы двинулись дальше.
Постепенно местность повышалась, зато мы нашли тропинку. Шли спокойно – только один раз на меня с ветки попыталась прыгнуть змея. Даже убивать не стал – отбросил посохом в сторону. Ближе к обеду дорогу нам преградила река. Не слишком широкая – метров пятнадцать-двадцать, но быстрая. К тому же берега были отвесными. Эдакое ущелье пяти-семи метров в глубину. Раньше через речку был перекинут подвесной мост. Увы, о том, что он когда-то был, напоминали только уходящие в воду веревки. Следы крови на камнях (я проверил – именно кровь!) наводили на мысль, что мост не сам упал.
– Чует мое сердце, кто-то отрывался от преследования. – Альвин задумчиво смотрел на остатки моста. – Интересно, что его так напугало?
