По поводу открытия завода в городской ратуше Монтенера состоялся бал, на котором собрались все сопричастные к такому эпохальному событию. Герент Райкорд, мой управляющий, принимавший во всем этом самое горячее участие, конечно же тоже присутствовал на балу.
Глядя на Герента, я вспоминал нашу первую встречу, когда я прибыл в Стенборо, только что получив поместье в подарок. Мне пришлось уговаривать его остаться, рисуя перед ним перспективы нашего сотрудничества. Помню выражение его лица, меняющееся от недоверчивого до крайне заинтересованного. Ну что ж, он точно не прогадал. Вряд ли бы судьба вознесла его так высоко, откажись он тогда от моего предложения. А сейчас… К нему подошел наместник провинции Монтенер герцог Монтейский, взял под руку и отвел в сторону, чтобы обсудить какой-то вопрос. Герент и сам сейчас при шпаге, что свидетельствует о присвоении дворянского звания. И пусть шпага его не боевая, слишком коротка она для этого, да относится он к ней явно с опаской, но в этом ли дело?
Праздник грозил затянуться на несколько дней, к тому же я успел получить приглашения во все мало-мальски значимые дома Монтенера, так что на утро четвертого дня пребывания в городе я сбежал, догоняя свой отряд.
Каменное покрытие тракта заканчивалось почти сразу же за городом, от начавшихся проливных дождей вздулись реки, и мы были вынуждены остановиться в небольшом селе, дожидаясь спада воды. Вся пакость ситуации заключалась в том, что, отправься мы немногим ранее, успели бы достичь Майронских лесов. Там тракт шел по каменистому берегу Арны, и дождь был бы уже не так страшен. Теперь же предстояло ждать, пока спадет вода в небольшой речушке Пауве, потому что перекинутый через нее мост скрылся под водой.
Пауву я помнил хорошо по своим прежним путешествиям на север. В обычном ее состоянии через речку даже Шлон в своем нынешнем виде перепрыгнул бы, а тут, гляди-ка, на настоящую стала походить.
Деревенька, названная в честь протекающей сразу за околицей Паувы, имела десятка полтора дворов и принадлежала казне. О том, чтобы все селения, лежащие на обочине имперских трактов, являлись собственностью казны, позаботился еще император Инвальд I, приходящийся Янианне дедушкой. Прежние владельцы всячески пытались извлекать выгоду из столь удачного расположения селений. Затем произошел какой-то случай, причем произошел он на глазах у самого Инвальда, и это переполнило его чашу терпения. А уж Инвальд был крут, даже унаследовавший после него трон Конрад III, тоже не отличавшийся кротостью, за что в народе и получил прозвище «Строгий», нравом был мягче.
Я занял самый большой дом, принадлежащий старосте. Из-за ненастной погоды сидеть в шатре – удовольствие слабое, да и возмещу потом беспокойство золотом, так что временно покинувшие свое жилище хозяева наверняка будут довольны.
Настроение было под стать погоде, не хотелось даже прислушиваться к трепу Шлона, находящемуся в соседней комнате и вполголоса рассказывающему о том, как он стал винным магнатом Империи. Шлон любую ситуацию может повернуть так, что становится смешно.
В Монтенере со мной осталась сотня, считающаяся личной охраной, да полуэскадрон из бригады фер Дисса, остальные были сейчас где-то далеко впереди. И этого было много, но я привык к тому, что постоянно влипаю в какие-то истории, так что хотелось хоть как-то подстраховаться.
Я сидел в гордом одиночестве, барабаня пальцами по свежевыскобленной столешнице, на которой стоял подсвечник с толстой свечей, пока еще не зажженной ввиду не сгустившихся до состояния темноты сумерек.
Казалось бы, никаких особых причин для уныния нет, но почему-то на душе было тревожно. А из-за чего тревожно, я и сам понять не мог. Со мной такое бывает – навалится хандра не хандра, тоска не тоска, и сидишь, в голове перебираешь, что же является этому причиной. Как поймешь причину – сразу становится легче, не раз замечал.
Война? Ну так она далеко еще не проиграна, и можно надеяться на то, что и не проиграется. Дела тоже как будто бы идут хорошо. Так что же тогда, черт бы все побрал? Быть может, состоявшийся перед самым отъездом разговор с Коллайном, когда он пообещал в самом скором времени дать полный расклад по делу о готовящемся против императрицы заговоре? Коллайн говорил очень осторожно, я же не стал настаивать на том, чтобы он поведал все известные ему подробности.
Да и чего особенно неожиданного я мог бы услышать? Мне и самому известно, кто стоит во главе всего этого. Не то чтобы знаю, но уверен почти на все сто. Вскрывать этот гнойник давно уже было пора, и я бы непременно это сделал, но теперь придется ждать окончания войны, сейчас не время.
А может быть, не стоило ждать? Сколько можно откладывать? Может, именно в этом и есть причина того, что гложет меня? Пока я находился в Дрондере, мог ничего не опасаться. И сил у меня хватает, да и людей верных либо зависимых полно, не один научно-технический прогресс на уме. Людей и сейчас, после моего отъезда, у Коллайна под рукой достаточно, но тревожно на душе, тревожно. И назад не воротишься, затеянное мною дело никому не передоверишь.
Есть и еще что-то, что внушает беспокойство, но причины снова понять не могу. Где-то на краю сознания вертится, но не дается. Дьявол, хоть разворачивайся и в столицу возвращайся.
За спиной послышался тихий шорох. Мыши, что ли? Нет, мыши едва слышно шептаться не умеют.
– А ну-ка идите сюда! – со всей строгостью в голосе заявил я.
Испуганное ойканье, шорох, шлепанье босых ног…
– Идите-идите!
Показались оба. Мальчонка лет семи-восьми и девчушка чуть младше, оба в длинных, до пят рубашонках. Смотрят испуганно, но мальчишка девочку, вероятно, сестренку, спиной прикрывает. Молодец, защитник растет.
На звуки моего голоса в комнату ворвались сразу пятеро, и первым среди них оказался Шлон. Куда только появившаяся у него в последнее время неуклюжесть подевалась, он даже саблю обнажить успел, перепугав детей еще больше.
Ну что, телохранители, прошляпили? А если бы кто посерьезней был?
Жестом я отправил всех их обратно. Когда они вышли, за дверью послышался встревоженный гул голосов. Ну да, такая незадача, да еще и на моих глазах. Ох, кому-то разнос будет, крайний всегда найдется. А детишки глядят уже не так испуганно, пожалуй, одно любопытство в глазах и осталось. Ну как же, вот он, оказывается, какой.
Слышал я, какие слухи обо мне ходят, Коллайн с улыбкой рассказывал, мне и самому смешно стало. Даже несчастный волк, добытый мною в Стенборо, в огромного монстра превратился, одним махом человека пополам перекусывающего. И убил-то я его голыми руками. Надо же, вон я, оказывается, какой, сам не знал. Ладно, главное, чтобы самого меня в монстра не превратили…
Погода и дальше, до самого Тромера, не баловала. Чуть ли не каждую ночь шел дождь, днем жарко палило солнце, вызывая душные испарения. Для урожая такая погода благодать, а для путешественников одни муки. Но хандры уже не было, и я каждый раз улыбался, вспоминая встречу с детьми сельского старосты.
За столом дети освоились быстро. Еще бы, это их дом, и вся обстановка знакома. Мальчишка, Прентон, как выяснилось из разговора, уговорил свою сестренку, Лигию, посмотреть на «него», для чего они пробрались через дверь в соседней комнате, ведущую в пристроенный к дому сарай.
