Тут, надо сказать, некоторое преимущество имел Капсом, поскольку за время пребывания в Стенборо он успел набрать вес, в некоторых местах даже излишний. Колобок, одним словом.
Он уже абсолютно не походил на того человека, который когда-то появился в поместье. Тогда Капсом казался насмерть перепуганным и втягивал голову в плечи при каждом резком звуке. Теперь же его было не узнать. Еще бы, сейчас за его плечами два эпохальных открытия: изобретения капсюля, названного в его честь капсомом, и динамита, получившего название капсомит. А если вспомнить об амальгаме, так это вообще уникум.
Правда, широкой общественности ни авторство его открытий, ни сами открытия были еще не известны, не пришло пока время, да и сделал он все благодаря моим подсказкам, но в этом ли суть? Ведь до того момента, когда о его свершениях узнают все, оставались сущие темпоральные пустяки, как вдруг заявляется человек, который не только имеет собственное мнение, но и наглым образом настаивает на своей правоте!
Мархсвус Бирдст появился в Стенборо благодаря Геренту Райкорду, управляющему моими делами в Империи. Герент где-то услышал об этом химике, встретился, переговорил… и в итоге Бирдст оказался в Центре исследований, изобретений и внедрения новых технологий — так я назвал свое имение на перспективу.
Мархсвус, в отличие от своего коллеги, абсолютно не тщеславен, но как специалист Капсому нисколько не уступал. И если бы Бирдст оказался в Стенборо раньше Капсома, я нисколько не сомневаюсь в том, что и капсюль, и динамит сейчас носили бы его имя. Правда, для этого изобретателя пришлось бы уговаривать.
Но и у него был один пунктик: вечный двигатель. Поскольку Бирдст химик (так и хочется употребить это слово с приставкой «ал»), то и перпетуум, по его замыслу, должен был быть на какой-нибудь химической основе.
При первом нашем разговоре с Мархсвусом присутствовал и Капсом. Он с весьма скептическим выражением лица выслушивал рассуждения Бирдста, всем своим видом показывая абсурдность его логики.
«Любому мало-мальски образованному человеку в Империи, — говорило выражение его лица, — известно, что создать вечный двигатель невозможно. Отсюда следует, что человек, посвятивший свою жизнь такого рода прожекту, не является серьезным ученым».
— В общем-то, если принимать во внимание всякие там законы энтропии и термодинамики, так оно и есть. Но если хотите создать действующую модель мобиля, так уж и быть, подскажу, — заявил я Бирдсту.
Ничего сложного, занимательная физика для детей среднего и старшего школьного возраста. Да, мобиль будет работать, работать вечно. Вернее, до той поры, пока не износятся материалы, из которых он будет изготовлен, поскольку вечных материалов как раз и не бывает.
— Но предупреждаю сразу, — заявил я, — заниматься двигателем вы будете только в свободное время, посвятив все силы, энергию и талант тем задачам, которые я перед вами поставлю. И ассигнования на этот ваш проект будут весьма скудными. Согласны?
Мархсвус с воодушевлением закивал головой, а лицо Капсома приобрело крайне недовольный вид. Как же, еще одно судьбоносное открытие, а авторство будет принадлежать не ему.
— Принцип работы такого двигателя, уважаемый Бирдст, состоит вот в чем.
Тут мне на глаза попалось огромное краснобокое яблоко, висевшее на яблоне на расстоянии протянутой руки. Я сорвал его, полюбовался и подкинул вверх. Хотя закон всемирного тяготения в этом мире открыт еще не был, но тем не менее сработал он отлично, и яблоко упало в траву.
«Так, и причем здесь яблоко? — задумался я. — Во-первых, это физика, а не химия, и открывать этот закон я не собираюсь, даже формулу не помню, а куда без нее?»
Я вообще только одну формулу помню, Эйнштейна, и то только потому, что она очень короткая. Но и здесь проблема: в ней каждая буква обозначает что-то, мне неведомое, да и рано им еще ее знать.
Сделав вид, что подбросил яблоко только для того, чтобы полюбоваться его полетом, я приступил к объяснениям:
— Погода, господин Бирдст, вам поможет погода. К своим сорока вы уже обязательно должны чувствовать ее изменения: шум в ушах, головную боль или еще что-то. Перед изменением погоды меняется атмосферное давление, и это вам очень пригодится. Даже женское настроение меняется не так часто и не с такой завидной регулярностью, как атмосферное давление.
Теперь перейдем к главному. Как вы узнаете, что погода назавтра переменится? Правильно, с помощью барометра. Стрелочка на нем показывает: «сушь», «ведро», «шторм», «дождь», «буря» и так далее. Вот именно стрелочка вам и нужна, она же движется практически постоянно. А заставляет ее двигаться ртуть. Соберите конструкцию из множества подобий барометров, стрелочки станут рычагами, связанными с приводом, привод будет крутить какое-нибудь колесо, передавая усилие… У такого механизма удивительно низкий КПД, он ничтожный, мизерный, но работать ваш двигатель будет вечно. Если разбавить ртуть касторовым маслом, вполне вероятно, что она будет лучше реагировать на изменение атмосферного давления, расширяясь и сжимаясь. Ртути полно, бочками, вон в том сарае на отшибе, к нему я стараюсь даже не приближаться. Сама ртуть довольно безобидна, но ее пары — сильнейший яд, имейте это в виду. А механическую часть вам мои механики помогут собрать. Они у меня даже карманные часы изобрели, не то что ваш перпетуум мобиле.
Такой вот у меня с ним при первой нашей встрече и состоялся разговор…
Я решительно встал между не на шутку разбушевавшимися учеными и совсем уж было собрался обратиться к ним с проникновенной речью о важности стоящих перед нами задач, о том, что у нас совсем нет времени на пустопорожние споры, когда показался Пелай, управляющий поместьем. Не дойдя до нас нескольких шагов, он остановился, ожидая окончания разговора. И вид у него был самый озабоченный.
— Говори уж, — обратился я к нему, когда мы остались наедине.
С этого момента наша охота и началась.
Одним из моих соседей был барон Кресле. Его поместье состояло из замка и четырех-пяти деревень. Землицы у него имелось раза в четыре поболее моего, а через его владения протекала Сиура, довольно крупная река.
Сам барон был старше меня лет на пятнадцать, имел трех сыновей и дочь, давно уже обзаведшихся семьями и живших отдельно. Все три сына служили по военной части, дочь, кстати, была женой офицера имперской армии. Такой вот небольшой оплот государства.
Спокойный и рассудительный, даже флегматичный, он оживлялся и молодел на глазах, едва разговор заходил об охоте. Охота была его страстью, и дай ему волю, барон только ею бы и занимался.
Кресле был приятным собеседником, и мы не раз засиживались за полночь за разговорами и бокалом бренди, к которому он охотно пристрастился. Не знаю, каким образом он узнавал, что я прибыл в свое имение, но на следующий день барон непременно осчастливливал меня своим визитом. Мне он нравился, особенно тем, что никогда не строил из себя крутого дворянина. Сам я у него в гостях не бывал и теперь решил воспользоваться давним приглашением барона. Причина была уважительная: где-то на принадлежащих нам землях лютовал зверь.
