— Что-то ты не очень рад нашей свадьбе, — заявила она.
Я поспешно заверил, что очень-очень рад. Как же тебе объяснить, любимая: не хочу я быть при тебе консортом и как представлю себе свое будущее положение… Твоя Империя мне и даром не нужна.
Яна все-таки выпытала у меня причину. И кто бы видел ее взгляд:
— И что мне теперь, век в девах сидеть?
Я даже не стал говорить, что девы вообще-то не ждут детей.
В общем, поругались, помирились, и каждый остался при своем мнении. Я — в убеждении, что нет положения хуже того, что меня ожидает. Яна — что я маюсь дурью. Или жениться не хочу.
«Только бы завтра все удачно сошлось», — успел подумать я, прежде чем уснуть, и, наверное, сглазил.
Глава 16
РИМ И ГУСИ
«Фу». — Я с облегчением перевел дух. Приснится же такое! Несколькими секундами раньше, еще до конца не понимая, что уже не сплю, я подскочил к двери каюты в одних подштанниках, зачем-то схватив шпагу и пистолет, причем даже курок успел взвести.
Я присел на постели, чувствуя, как сердце продолжает биться в бешеном ритме. Так, а что же мне приснилось? Что-то нехорошее, и связано оно было с Яной. Она звала меня, и лицо у нее было очень испуганным. Мои ноги стали будто свинцовыми, и я тянулся к ней, тянулся…
За дверью кто-то переругивался яростным шепотом. Наверное, поэтому я и оказался возле нее, услышав сквозь сон непонятный шум. Один голос точно принадлежит Мириам, других женщин на «Мелиссе» нет, а второй, кажется, Оливеру — тот даже шепотом басит.
Дело, похоже, близится к обеду, точнее определить нельзя. Мой репитер лежит вместе с остальными вещами на дне морском в капитанской каюте «Любимца судьбы». Прежний капитан «Мелиссы» промежутки времени между склянками, вероятно, разграничивал бокалами с вином. По крайней мере, бокалов и бутылок в его каюте хватало, а вот часов не наблюдалось. Вино, кстати, закончилось, и вовсе не от хорошей жизни. Когда питьевая вода все больше начинает напоминать мутную жижу и от одного взгляда на нее появляется чувство легкой тошноты, вино любого качества уходит просто на ура. Вчера, когда привезли несколько бочек свежей воды, одну из них поставили открытой прямо на палубе, и люди то и дело подходили к ней и не могли напиться.
Сердце понемногу успокаивалось. Кстати, подштанники мои были шелковые, ниже колен, редкого сиреневого цвета. На них только рюшечек для красоты не хватало. Ни дать ни взять — местные семейные трусы. Это единственная вещь, которая осталась у меня из тех, в которых я покинул Империю.
Что-то живот у меня расти начал. Вроде как жизнь моя к этому не располагает. Или это уже возрастное? Хотя мне всего лишь тридцать три, пока что рановато. Говорят, это самый тяжелый возраст для мужчины, год испытаний. Еще говорят: как этот год проведешь, так и остальная жизнь сложится. Возраст Христа. Это у нас так, а здесь другие поверья.
Я оттянул двумя пальцами складку на животе. Как будто бы нет, просто нагнулся сильно. Да и возраст тут точно не определишь, в местном календаре я так до конца и не разобрался. Если на него переводить, так мне вообще тридцать один получается, год здесь длиннее.
Стук в дверь прервал мои математические экзерциции.
— Минуту! — потребовал я. Негоже в таком виде людей принимать, ведь явно по делам пришли. По пустякам беспокоить бы не стали. Халат у меня знатный, и я себе в нем падишахом кажусь.
После приглашения в каюту вошел Гентье. Из-за спины его выглядывала Мириам, и я тут же сделал грозное лицо. Было из-за чего: умудрилась она все-таки на борт кошку протащить. Не боевой корабль, а полный бардак: бабы, кошки… Не хватает только детей завести и все реи пеленками с ползунками завесить.
Увидев в ее руках поднос, я сразу подобрел, потому что на нем определенно завтрак, а готовит она вкусно. Так оно и оказалось.
Гентье от предложения позавтракать вместе вежливо, но решительно отказался. Он с трудом сдерживал внутри себя нетерпение что-то сообщить, спросить или попросить. Ну, и о чем в нашем случае может пойти речь? Конечно же о деньгах. Даже выражение какое-то есть, напрямую с этим связанное. И, по-моему, звучит оно так: «Неважно, о чем пойдет речь, в конечном итоге все сведется именно к деньгам». Эх, забываю родной язык…
Интересно, и где я их возьму? Тем более, судя по его виду, нужны они очень срочно.
Накануне вечером я подробно проинструктировал Гриттера, и сегодня с утра он должен был заняться в том числе и этим вопросом. Пробивной малый. Все знает, все умеет, везде бывал и обо всем слышал. При себе оставлю, уже давно решил. Найду, чем Гриттера убедить или соблазнить, но не отпущу, вопрос решенный. Такие люди — товар штучный.
— Говори уже, — обратился я к Оливеру.
Речь действительно пошла о деньгах. Я ожидал услышать что-нибудь вроде: «Неплохо бы аванс небольшой, люди недовольны, а в Империю еще неизвестно когда попадем». Но мои ожидания не оправдались. Так что шляпу я натягивал уже на ходу.
На палубе «Мелиссы» под руководством Бронса кипела работа. И правильно, с утра наводим порядок, а после обеда можно и в увольнение. Судя по всему, сегодня покинуть Мойнстоф нам вряд ли удастся. Дай бог, чтобы завтра вышли.
Бронс, увидев мой взгляд, буквально подбежал ко мне. Все верно, время дорого.
— Возьми двух-трех ребят, снимите вот тот фальконет — и за нами, только быстро.
Фальконет, тот самый, при помощи которого Биглоуз приглашал наших гостей в Ривеньере пройти в капитанскую каюту, блестел надраенной бронзой. Вот и отлично, товарный вид — дело немаловажное. Мрост, взявший на себя обязанности главного канонира после гибели Биглоуза, только хлопал глазами от удивления, когда Бронс с помощниками освобождал ствол орудия от креплений.
— Чего стоишь, помогай, — обратился к нему Бронс, приглашая поучаствовать. Этот ствол потяжелее будет, чем на прежней «Мелиссе» фер Груенуа, центнера полтора-два.
Наверное, зрелище было довольно комичное: впереди — два явно спешащих куда-то человека (мы с Оливером), а затем — четыре носильщика с фальконетом на плечах, пытающиеся за нами поспеть.
Вот и рынок. Середина дня, так что народу — не протолкнуться. Вчера мы с Фредом проходили здесь, и фер Груенуа просвятил меня, что здесь торгуют людьми. Он даже плечами передернул, видимо вспоминая какой-то факт из своей биографии.
На невольничьем рынке я оказался впервые, но времени на любопытство совершенно не было. Успели.
— Вот он. — Гентье, не заботясь о правилах приличия, ткнул пальцем в босого человека, худого, с длинными спутанными волосами.
Человек был гораздо моложе Оливера, но сильно похож на него. Оказалось, что это — его младший брат. По моему знаку парни положили фальконет у ног хозяина-торговца.
Уважаемый, не надо никаких слов, ведь мы оба понимаем, что цена раба и цена фальконета несопоставима. Но не та у нас сейчас ситуация, чтобы торговаться.
