Как в эти времена происходят морские сражения? Все искусство капитанов кораблей заключается в том, чтобы занять выгодную позицию относительно ветра. Корабли лавировали именно с этой целью порой по нескольку часов, а то и дней, затем сходились на половину дистанции пистолетного выстрела, и следовал залп всем бортом. А самое страшное — это подставить под пушечный залп корму корабля. Последствия ужасны даже для монстров с бортами толщиной в метр, обшитыми дубовыми досками, а порой и медными листами, потому что при повреждении рулевого устройства корабль становится игрушкой ветра и волн. Кроме того, на корме имеется мостик и, чаще всего, крюйт-камера…
Нам же приходится подставлять свою корму, потому что нет у нас другого выхода. И где гарантия, что следующее ядро не расколет в щепки перо руля или не перебьет штуртрос?
Нет, нужно думать о чем-то другом. Потому что плохая обнаруживается закономерность. Следующее ядро ударило в корму корабля, и я с беспокойством посмотрел на рулевого. Пронесло, руль оказался цел.
— Давай! — в один голос заорали мы с фер Груенуа Гриттеру, стоявшему у вьюшки, чтобы тот выбивал стопор. Вьюшка бешено закрутилась, отпуская в море за кормой буксирный канат.
Сорокапушечный изнердиец поворачивался к нам лагом, похоже, собираясь произвести залп всем бортом. Он пристрелялся погонными орудиями, а их у него целых четыре. И дистанция для залпа самая подходящая…
Все, буксирный канат вытравлен полностью, но его длины явно не хватает.
— Дергай! — снова в унисон прокричали мы с фер Груенуа. Гриттер наматывал линь на локоть с такой скоростью, что движения его рук слились в сплошное пятно. Дергать ему не пришлось, потому что «Мелиссу» подняло на волне и этого оказалось достаточно.
Взрыв поднял столб воды. Но расстояние до изнердийца оказалось слишком велико, и в лучшем случае корабль просто окатило водой.
«Черт возьми, да как здесь можно сохранить каменное лицо, — думал я, наблюдая за летящими в нас ядрами. — Ведь они же полнеба закрывают!»
«Мелисса» вздрогнула, принимая на себя груз попавшего в нее чугуна, и даже как-то жалобно скрипнула, честное слово. Пронесло. Несколько новых дыр в полотнищах парусов, но ничего критичного. И можно выдохнуть воздух, в котором уже не осталось кислорода.
На корме завозилось несколько человек, опуская на выстреле третий и последний наш плотик. Нам остается держать этот плотик между нами и преследующим нас кораблем. Эффект они видели, и, надеюсь, он их впечатлил. Да, мы всего лишь тянем время, отсрочивая неизбежное. Но мало ли что может произойти. Люди всегда верят в чудо, если ничего другого уже не оставется. И так хочется, чтобы оно произошло!
Так, что это? Неужели? Господи, неужели? Мы стояли затаив дыхание и боялись поверить в происходящее. Корабли изнердийцев ложились на обратный курс.
Грохнула наша кормовая пушка, задранная стволом чуть ли не в небо. Она осталась одна, у второй давно уже был разбит лафет прямым попаданием ядра, убившего при этом двух канониров. Есть! Наш прощальный подарок Изнерду. Пусть и очень скромный, но на вражеском корабле его оценят.
Да уж, Бертоуз, ты проклинать меня будешь из-за своего костыля, вернее из-за его веса, столько на него пойдет золота.
— Право на борт. Правь на коутнер, — заявил я рулевому, перехватив недоумевающий взгляд фер Груенуа. Успокойся, Фред, я помню, сколько у нас человек на борту, и разум от счастья у меня не помутился.
Я оказался прав. Коутнер Изнерда уходил от нас на всех парусах. Надеюсь, они хорошо запомнили флаг, реющий над нашим кораблем. Флаг горел золотом в лучах заходящего солнца, потому что сделан он из парадной парчовой скатерти бывшего капитана корабля.
Удирая, изнердиец плюнул в нас пушечным залпом. В «Мелиссу» попали всего-то два-три ядра, и одним из них убило Бертоуза.
Я стоял над его телом и думал: не зря говорят умные люди, что не нужно испытывать судьбу. Что мне стоило продолжать идти прежним курсом, гордо удаляясь от противника? Ведь враги и так покрыли себя позором.
На корме раз за разом дергал линь Гриттер, но взрыва не происходило. То ли вода намочила кремни, то ли сделанное впопыхах устройство для воспламенения пороха подвело. Хорошо, что выяснилось это сейчас, когда ничего на свете уже не имеет значения.
Подошел фер Груенуа и сжал мне плечо:
— Пойдем, Артуа, он сам мечтал о такой смерти. Пойдем.
Пойдем, Фред, пойдем. Только я никак не могу представить, что можно мечтать умереть вот так — лежа на залитых собственной кровью досках палубного настила с развороченным пушечным ядром телом.
— Руби канат! — крикнул Фред Гриттеру.
И верно, не стоит рисковать. Кто его знает, как поведет себя наша плавучая мина, подтяни мы ее к борту. И нет смысла экономить на парах сотнях метров веревки. Мы и так сегодня спасли самое ценное, что у нас есть, — нашу жизнь. Но выжить удалось не всем.
Глава 14
РОДИНА-МАТЬ
— Рассказывайте, фер Груенуа, рассказывайте, — попросил я Фреда.
Мы сидели в капитанской каюте с бокалами вина в руках. Ставить их на стол не имело смысла, потому что очередной резкий скачок «Мелиссы» отправил бы их туда, куда они все время и стремились, — на ковер.
Шторм продолжался четвертый день и успел уже порядком осточертеть. «Мелисса» шла под штормовыми парусами кормой к волне, унося нас в противоположную от Империи сторону.
Фер Груенуа и я не так давно спустились с мостика, отстояв ночную вахту. Сменили нас сти Молеуен с Оливером Гентье, дав возможность отдохнуть.
Фред говорил, что эти места печально известны жестокими штормами. Налетают они, как правило, внезапно, и так же внезапно исчезают. Правда, он утверждал, что они редко длятся больше суток.
Ну что же, ничего удивительного. Не так давно нам необыкновенно повезло, и теперь, чтобы сохранить равновесие, высшие силы во главе с самим Создателем решили устроить нам очередное испытание.
Вечером, когда мы поднялись на мостик, Фред все посматривал на меня исподтишка, стараясь, чтобы я не замечал его взглядов. Сначала я связывал это с недавно произошедшими событиями, но потом понял: он пытается определить, укачивает ли меня. И зачем столько времени смотреть, это сразу понятно.
Приходилось мне бывать в подобных переделках, бывало, что и в шторм попадал, а вот Прошку укачало. Он лежал с бледным, как сама смерть, лицом, а Мириам пыталась накормить его сухариками и кислыми огурчиками. От другой пищи, говорят, тошнить начинает еще сильнее.
«Мелисса» в очередной раз резко подалась куда-то в сторону, словно объезжая внезапно возникшее на пути препятствие, а потом пошла вверх, словно задумав взлететь. И выбрала она для этого не самый подходящий момент — я как раз пытался покончить с содержимым бокала одним большим и решительным глотком.
Хорошо, когда друг рядом. Он и надежное плечо подставит, и похлопает ладонью по спине, помогая восстановить дыхание. Жаль только, что моя белая рубашка оказалась безнадежно испорчена, и это обстоятельство настроения мне нисколько не прибавило, потому что эта рубашка была среди трофеев единственной не ношеной и подходящей мне по размеру.
