Тогда, в детстве, ей и в голову не приходило, что близнецы
часто влюбляются в одних и тех же девушек, а вот теперь Нана задумалась над
этим. Почему так вышло, что Андрюше она нравилась, а Саше – нет? А может быть,
он тоже ею интересовался, но скрывал, чтобы не ссориться с братом? Ей было
важно услышать ответ, хотя она и не смогла бы сказать, зачем. Что ей с этого
ответа? Просто услышать, что когда-то давно она тоже нравилась Саше
Филановскому? Ну услышит, и дальше что?
– Катерина-то? – задумчиво переспросил
Александр. – Не-а, она совсем мне не нравится. Не мой тип.
– Значит, умные книжки врут и близнецам совсем
необязательно влюбляться в одних и тех же или похожих женщин?
– Ну, я не знаю, обязательно или нет, у нас с Андрюхой
все было по-другому. Мы с ним совсем разные, нас даже не путали никогда, хоть
мы и гомозиготные близнецы. Но это – результат упорного и тяжелого труда.
– Даже так?
– Представь себе. Нам было лет по шесть… – он почесал
бровь, улыбнулся каким-то далеким воспоминаниям, сунул в рот очередной
крошечный бутербродик с розовой прозрачной семгой, – ну да, как раз летом
перед тем, как мы пошли в первый класс… нас же с шести лет в школу отдали… Мы с
Андрюхой устроили свару из-за карандаша, я кричал, что карандаш мой, Андрюха
вопил, что карандаш его, мы вцепились друг другу в волосы, и тут вошла Люба,
разняла нас и строго спросила, как нынче принято выражаться, об чем базар.
Выслушала наши сопливые претензии и сказала замечательные слова: «У вас вообще
нет ничего своего. Этот карандаш не твой, Саша, и не твой, Андрюша. Этот
карандаш – мой, потому что я купила его на свои деньги, которые заработала
собственным трудом. А вам я дала его только попользоваться. В этом доме нет
ничего вашего, потому что все принадлежит бабушке, дедушке и мне, все это
куплено на заработанные нами деньги. Просто вы еще маленькие, сами зарабатывать
не можете, а мы вас очень любим и поэтому разрешаем всем этим пользоваться.
Понятно?»
– И неужели вам это было понятно в шесть-то лет? –
не поверила Нана.
– Ну, не сразу, конечно. Мы еще задали массу
дополнительных вопросов, чтобы окончательно прояснить позицию. Я стал выяснять,
например, насчет книжек и игрушек, Андрюха начал спрашивать про коньки и
футбольный мяч. Надо отдать Любе должное, у нее всегда хватало терпения
объяснять и по многу раз повторять одно и то же, пока она не убеждалась, что мы
действительно поняли. В общем, базарили мы долго, торговались буквально за
каждую пуговицу на рубашке, но и пуговицы, как ты понимаешь, оказались тоже не
нашими. А под конец Люба сказала: «Запомните, мальчики, вам принадлежат только
ваши имена и ваша внешность. Все остальное – не ваше, и вы этим только
пользуетесь». Вот это и стало основным камнем преткновения.
– И что было дальше? – спросила она.
Ей стало ужасно интересно. Никогда она не слышала ни от
Саши, ни от Андрея этой истории.
– А дальше я взял инициативу в свои руки, я же
как-никак старше на целых десять минут, – засмеялся Филановский. – В
тот же день, вечером, когда мы с Андрюхой укладывались спать, я потребовал,
чтобы он надел другую пижамку. Нам же, как и всем близнецам, вещи покупали
одинаковые, и мы до того момента всегда бывали одинаково одеты. Белье мы меняли
тоже одновременно. Как сейчас помню, в тот момент мы уже неделю спали в синих
пижамках в желтую клеточку. Я свою надел, гляжу – Андрюха такую же надевает, и
стоим мы с ним такие одинаковые-одинаковые. Что ж, думаю, такое творится, у нас
всего-то и есть своего, что имя и внешность, так даже и внешность одна на
двоих. Не бывать этому! У меня все будет свое! Представляешь, во мне уже тогда
проснулся оголтелый собственник, – он снова рассмеялся и подлил в чашку
еще кофе. – Короче, я велел ему эту пижамку снять, а надеть другую,
зеленую с полосочками. Резоны свои я Андрюхе объяснил, так что он переоделся и
со мной согласился. А утром я попросил Любу отвести нас в парикмахерскую, чтобы
Андрюху постригли по-другому. В общем, с этого момента у нас появился пунктик:
сделать все возможное, чтобы внешность у нас была разной, у каждого своя. Лет в
пятнадцать я начал отпускать усы, Андрюха тоже хотел, но ему пришлось бриться,
чтобы не быть похожим на меня. Но внешность, Нанусь, – это было только
начало, причем далеко не самое сложное. Вот все остальное оказалось куда
труднее, но мы и с этим справились.
Как интересно получается, думала Нана, слушая своего шефа,
вот шестилетний Саша захотел, чтобы внешность у них с братом была не одна на
двоих, а у каждого своя, и что же он сделал? Изменил собственный облик? Да
ничего подобного! Свой облик он сохранил, а вот от Андрюши стал требовать,
чтобы он подстраивался. И тот согласился с такой постановкой. Поменял пижамку,
перестригся, не стал отпускать усы… Неужели даже в таких ситуация проявляется
тандем «лидер – ведомый»? Все в тех же умных книжках Нана прочитала когда-то,
что тот из близнецов, который рождается первым, становится лидером, а второй –
ведомым.
– А что – остальное? И почему было труднее? –
спросила она.
– Ну, мы же боролись за собственную индивидуальность,
значит, у нас должны были быть разные вкусы, разные привычки. А любили-то мы на
самом деле одно и то же, и привычки у нас были одинаковые. Мы, например, оба
обожали творожную массу с изюмом, молочную пшенную кашу, жареную картошку и
овсяный кисель. А тут пришлось разделиться. Я оставил себе творожок и картошку,
а Андрюхе достались каша и кисель. Представляешь Любино удивление, когда мы
сели за стол и Андрюха отодвинул от себя блюдечко с творожной массой и заявил,
что не будет это есть, он это разлюбил и теперь будет любить простоквашу с
сахаром. Это был цирк! Люба бесилась, потому что надо было покупать для нас
разные продукты и готовить разную еду, но мы твердо стояли на своем: это будем,
а это – не будем. Я вместо пшенной каши стал требовать манную, хотя и не любил
ее, но ничего, со временем привык, потом даже понравилось. Я ведь и до сих пор
пшенную кашу не ем, – улыбнулся Филановский. – А Андрюха, бедолага,
давился простоквашей вместо сладкого творога, но тоже пообвыкся со временем.
Самым трудным оказалось менять привычки. Не все, конечно, а только те, которые
проявляются на людях. Как сидим, как стоим, как ходим, в какой руке портфель
носим и все прочее. Но ничего, справились. Книжки разные читали, по телику
передачи разные смотрели, я все больше по части спорта ударял, а Андрюха –
«Клуб кинопутешествий», «В мире животных», в общем, все такое
образовательно-познавательное. Правда, фигурное катание мы вместе смотрели, да
и то только до тех пор, пока сами катались.
– А что насчет девочек? – осторожно
поинтересовалась Нана.
– Да тоже договорились сперва, а потом втянулись. Тут я
на правах старшего брата проявил благородство и сам про себя решил, что пусть
Андрюха влюбляется в тех, кто ему действительно нравится, а уж я подстроюсь
как-нибудь. Буду ухаживать за принципиально другими девочками. Он – за
брюнетками, к примеру, а я – за блондинками, он – за худенькими, я – за
пышечками. Главное, чтобы нам не понравилась одна и та же девушка.
