* * *
Опасения Любы подтвердились: до окончания занятий на
открытом катке Юрцевич больше не появился. Она уже почти успокоилась, она
научилась не думать о нем. Правда, управляться со своими сновидениями ей не
удавалось, и сны становились все более стыдными и откровенными, но они больше
не выбивали ее из колеи.
Юрцевич появился в конце апреля. Люба столкнулась с ним
лицом к лицу, выходя из школы, и так растерялась, что не придумала ничего
лучше, чем начать с грубости:
– Что вам надо?
– Здравствуйте, Люба, – мягко улыбнулся он.
Щеки у нее запылали, ноги стали ватными. Но на сухой тон сил
все же хватило.
– Здравствуйте.
– У вас есть немного времени для меня?
Немного времени? Сейчас только три часа, детей из садика
надо забрать не позже шести. Ах, нет, сегодня же музыка, значит, мальчиков надо
забирать в пять, в половине шестого придет учительница.
– Немного – есть, – уклончиво ответила Люба.
– Давайте прогуляемся, – предложил Юрцевич.
– Зачем? – глупо спросила она.
– Просто так. Погуляем, поговорим. Расскажите мне о
сыновьях.
– Перестаньте называть их сыновьями! Это мои
племянники, а не ваши сыновья.
– Одно другому не мешает, – заметил он с улыбкой,
беря ее под руку.
Люба собралась было вырваться, но почему-то не сделала
этого, а послушно пошла рядом в сторону Страстного бульвара.
Когда она взглянула на часы, оказалось, что уже четыре. Они
ведь о чем-то разговаривали целый час, но о чем? Люба даже вспомнить не могла.
Сергей расспрашивал о мальчиках, и она, сперва неохотно, будто сквозь зубы,
потом все свободнее и даже с удовольствием рассказывала об их успехах, о том,
какие они замечательные, умные, как много знают и умеют. Она гордилась
племянниками, как гордятся результатами многолетнего упорного труда.
– Люба, что я должен сделать, чтобы вы позволили мне
общаться с сыновьями?
Она опешила от неожиданности, остановилась, резко вырвала
руку, до того мирно лежавшую на локте Юрцевича.
– Мы ведь договорились… Зачем вы снова начинаете? Вы не
будете с ними общаться. Никогда.
– Но почему? Люба, вы, может быть, не понимаете меня. Я
не настаиваю на том, чтобы они узнали, кто их отец.
– Еще не хватало! – фыркнула Люба.
– Я не настаиваю на этом, – продолжал
Юрцевич. – Но вы можете представить меня в каком-нибудь другом качестве. В
любом. Я на все согласен. Только дайте мне возможность видеться с ними,
общаться.
– И что я должна сказать детям? А моим родителям? Кто
вы такой?
– Скажите, что я ваш друг. В конце концов, скажите, что
я ваш поклонник. Жених… ну, я не знаю, все, что угодно. Меня устроит любое ваше
решение, только бы видеться с мальчиками.
– Да какой из вас жених? – Люба насмешливо
улыбнулась. – У вас же есть жена.
– А если ее не будет? – очень серьезно спросил
Сергей.
– То есть как «не будет»? А куда она денется?
– Я разведусь. Я готов на это пойти, если вы
потребуете.
– Не собираюсь я ничего от вас требовать. Ну что вы,
ей-богу… У вас есть ребенок, которого родила вам ваша жена. Вы что, готовы его
бросить?
– Да, я готов.
– Вы сумасшедший?
– Нет. Я очень люблю вашу сестру, Люба, я люблю ее до
сих пор, и я не представляю себе жизнь без наших с ней детей. Пожалуйста, Люба,
я прошу вас… Подумайте о том, что я сказал. Я приду через неделю, буду ждать
вас возле школы, как сегодня, а вы подумайте, хорошо? Не говорите сразу «нет».
На этот раз он не поцеловал ей руку, а только легонько сжал
затянутую в перчатку ладонь, повернулся и быстрым шагом направился в сторону
метро.
Он появился ровно через неделю, как и обещал. На этот раз
Люба была готова к разговору. Во всяком случае, ей казалось, что готова.
– То, о чем вы просите, совершенно невозможно, –
сразу сказала она, едва Юрцевич подошел к ней на улице. – Если я объявлю
своим родителям, что у меня появился неженатый поклонник, то рано или поздно
встанет вопрос о том, почему он не делает мне предложения. Как я смогу
объяснить им, почему не выхожу замуж за вас? Женатого поклонника они не
потерпят, мои родители – люди строгих правил.
– А если сказать им правду? Пусть они знают, кто я
такой. Мальчики же не станут вас спрашивать, почему я на вас не женюсь.
– Правду? – Люба высоко вскинула тонко подведенные
брови. – Вы с ума сошли! Они слышать о вас не хотят! У вас судимость, вы
работаете на кладбище. Как вы себе это представляете? Вы не забыли, кто такие
мои родители?
– Народные артисты СССР, – усмехнулся Юрцевич и
добавил: – К сожалению. Вероятно, они не так демократичны, как вы. Люба,
выходите за меня замуж.
– Что?
Она решила, что ослышалась или что-то не так поняла.
– Выходите за меня замуж. Если вы согласитесь, я
немедленно разведусь. Я стану вашим мужем и буду иметь право общаться со своими
детьми и растить их вместе с вами. Вам станет намного легче, я возьму на себя
большинство забот, я вам обещаю. Вы защитите свою диссертацию и будете
заниматься наукой, а я буду заниматься детьми. Вас смущает проблема родителей?
Давайте уедем, уедем вместе, в другой город, там поженимся, и они никогда не
узнают правду. Хотите, я возьму вашу фамилию? Люба, – он схватил ее за
руки, – я на все пойду, я сделаю невозможное. Вы мне верите?
Его слова доносились откуда-то издалека, словно Юрцевич
стоял не рядом с ней, а находился на другом конце света и разговаривал по плохо
работающему телефону. Сколько лет она жила, мечтая услышать эти слова! Эти или
такие же. Выходите за меня замуж, мы уедем, мы поженимся, я все сделаю… Те
самые слова, о которых грезят девицы, начитавшиеся романов. И слова эти
произносит не кто-нибудь, а мужчина из ее странных волнующих снов. Как хочется
сказать «да»!
И снова она растерялась, потому что снова оказалась не
готова к разговору. Да и как ей быть готовой, если умом она прекрасно понимает,
что к Юрцевичу приближаться нельзя – родители этого не потерпят, а всем, что за
пределами разума, – телом, сердцем, душой – она тянулась к нему и хотела
только одного: быть рядом с ним каждый день и, самое главное, каждую ночь.
Даже через перчатки она чувствовала тепло его рук, и его
лицо с невозможно синими глазами было так близко…
– Я не ожидала услышать такое, – тихо проговорила
Люба. – Я не могу вам сейчас ничего ответить.
– Вам нужно подумать? Сколько?
– Я… не знаю. Это все очень неожиданно. Дайте мне
время.
– Хорошо. Еще неделя. Я подожду еще неделю.
