- Боюсь, что вы правы. Я слышу звук мотора.
Я прислушался - и вскоре различил отчетливый звук работающего компрессора.
- Чего же вы боитесь?
- Сами знаете - чего.- Он чуть двинул вперед рукоять газа и повернул штурвал на четверть оборота. Мы медленно двинулись по дуге в сторону больших глубин.- Вы собираетесь спускаться туда.
- Вы думаете, я рехнулся? Думаете, я хочу лезть туда? Меньше всего я хотел бы туда спускаться, черт побери,- и вы прекрасно знаете, черт вас возьми, что я должен спускаться!
- Половину, Калверт. Возьмите половину нашего вознаграждения, бога ради, мы ведь ни черта не делаем.
- Можете поставить мне пинту в отеле "Колумбия". Ваше дело держать это корыто там, где я высажусь. Мне вовсе не улыбается до конца моих дней болтаться в Атлантике, когда я вернусь с "Нантсвилла". Он посмотрел на меня так, словно хотел сказать: "если" вернешься, а не "когда". Но вместо этого сказал:
- До них примерно кабельтов.
- Около того. Трудно определить в тумане.
- Бросайте якорь.
Я бросил якорь. Не наш, обычный, на цепи, а небольшой, на канате длиной в сорок саженей. Потом вернулся в рулевую рубку и надел акваланг.
- Не забудьте,- сказал Хатчинсон,- когда подниметесь на поверхность, просто дрейфуйте по теченню, и оно само принесет вас сюда. Я оставлю дизель работать на малых оборотах, чтобы вы могли услышать подводный выхлоп за двадцать ярдов. Надеюсь, этот чертов тумав не рассеется. Иначе вам придется плыть до Даб-Сгейра.
- Это было бы прелестно. А что будет с вами, если туман рассеется?
- Обрублю канат и дам деру.
- А если они погонятся за вами?
- За мной? Каким образом? Бросив двух или трех мертвых водолазов на "Нантсвилле"?
- Видит бог,- сказал я с раздражением,- вам не следовало бы говорить о мертвых водолазах на "Нантсвилле"!
На борту "Нантсвилла" было три водолаза - живых, а не мертвых, и работали они как черти. Как могли бы работать черти под таким давлением, на такой глубине. Стальной канат подъемника, который служил мне путеводной нить" в недра "Нантсвилла", заканчивался стальным кольцом с четырьмя цепями, прикрепленными к четырем углам корзины из стальной сетки. Два водолаза нагружали корзину небольшими стальными ящичками, которые они вытаскивали из люка на веревках - примерно по одному ящику в минуту. Ящики были небольшие, но тяжелые: в каждом было по четыре 28-фунтовых золотых слитка. Каждый ящик целое состояние. И на борту "Нантсвилла" таких состояний было триста шестьдесят. Я попробовал прикинуть скорость разгрузки. В корзину входит шестнадцать ящичков. Шестнадцать минут на погрузку. Еще десять - чтобы поднять корзину, выгрузить и спустить обратно. Скажем, сорок штук в час. За полтора часа шестьдесят. После полутора часов работы они должны сменить водолазов. Сорок минут, включая две остановки для декомпрессии - по двенадцать и двадцать четыре минуты - плюс время на переодевание и спуск. Пусть будет час. Значит, они будут выгружать по шестьдесят ящиков за каждые два с половиной часа. Двадцать четыре ящика в час - но кто скажет мне, сколько их еще осталось в бронированной камере "Нантсвилла"? Трос подъемника дернулся, полная корзина начала подниматься. Водолазы сопровождали ее, придерживая на цепях, чтобы она не цеплялась за надстройку. Я начал спускаться в люк. Внизу и справа от меня я вдруг увидел луч света. Луч двигался, потому что шел от фонаря на шлеме третьего водолаза. Водолаз был в бронированной камере.
Они не стали подбирать ключ к сейфу. Они просто вырезали автогеном кусок броневой обшивки, примерно шесть футов на четыре. Я приблизился к проему и заглянул внутрь. Там было достаточно света помимо фонаря водолаза. Мне хватило пяти секунд, чтобы сосчитать оставшиеся слитки. От трехсот шестидесяти ящиков осталось примерно сто двадцать.
Что-то вдруг коснулось моего запястья. Я глянул внвз и увидел линь - нейлоновый линь, который тянул к себе водолаз, чтобы привязать к ручке очередного ящичка. Я быстро убрал руку.
Он стоял спиной ко мне. Он был занят привязыванием линя, но он покончил с этим двумя быстрыми движениями и выхватил нож из ножен на поясе. Я пытался понять, зачем ему нож. Нож был предназначен для меня. Возможно, он повернул голову и краем глаза увидел меня. Или почувствовал натяжение линя. Или его шестое чувство работало лучше моего. И даже в тяжелом водолазном костюме он двигался слишком быстро для меня. Он был уже в четырех футах от меня, а я все еще торчал на месте: после всех этих приключений реакция у меня стала как у мешка с цементом. Шестидюймовое лезвие ножа блестело в его поднятой руке, но бог знает, зачем ему понадобился нож. Он бы и без ножа справился с двумя такими, как я. Потому что это был Квинн.
Я смотрел прямо ему в лицо с каким-то парализующем любопытством.
Я видел его лицо, видел, как он затылком нажимает на клапан, чтобы стравить лишний воздух, я ждал, что он нажмет подбородком кнопку телефона. Но он и не думал этого делать: Квинн никогда не просил о помощи и теперь он тоже в помощи не нуждался. На губах его играла усмешка. Маска скрывала мое лицо, но он знал, что имеет дело именно со мной. Он медленно двигался вперед, готовясь к броску.
Секунды замешательства истекли. Я двинулся назад, прочь от бронированной камеры. Вдруг я наткнулся на воздушный шланг, тянувшийся к шлему Квинна, схватил его и потянул вниз, налегая всей тяжестью, чтобы лишить Квинва равновесия. Остро отточенное лезвие пропороло мой скафандр от нижнего ребра до правого плеча. Я сильнее дернул шланг. И тут я потерял Квиина из виду он исчез в облаке блестящих воздушных пузырьков. Шланг, выдерживающий чудовищное давление морских глубин, не мог выдержать встречи с лезвием отточенного как бритва ножа, потому что нож был в руке самого сильного человека, которого я когда-либо знал. Квинн перерезал собственный воздушных шланг, и теперь никакие силы в мире не могли его спасти. Надеюсь, когда сообщники вернутся и обнаружат его, они решат, что произошел несчастный случай, что Квинн запутался и случайно перерезал шланг, пытаясь освободиться.
Я сделал так, как Хатчвнсон советовал мне, предоставил течению доставить меня на "Файркрест" - и возвращение не составило мне труда. Хатчинсон помог мне вскарабкаться на палубу, и помощь его была весьма кстати.
- Рад тебя видеть, братец! - сказал он.- Вот уж не думал, что придет день, когда Тим Хатчинсон будет тысячу раз умирать от страха, однако этот день пришел.- Как обстоят дела?
- Нормально. У нас есть время. Еще пять или шесть часов.
- Пойду вытащу якорь.
Три минуты спустя мы легли на обратный курс. Я без сил сидел на койке, пытаясь наскоро забинтовать глубокую рану, тянущуюся от нижнего ребра до плеча. Вошел Хатчинсон. Я не видел его лица, но его застывшая фигура была весьма красноречива.
- Что случилось, Калверт?
- Квинн. Я встретил его в бронированной камере.
