— Чем? — удивленно спрашивал Ананасов, на чей
взгляд водка вовсе не была плоха. Наоборот, он находил в ней множество
несомненных достоинств.
— Ее, заразу, непременно закусывать надо! А закуска —
это холестерин, жиры и прочие вредные для организма вещества. А мы с тобой,
Питиримыч, должны стремиться к чему?
— К повышению раскрываемое™ преступлений! —
мгновенно отвечал Ананасов.
— Это, конечно, само собой! А еще мы должны стремиться
к здоровому образу жизни! А ты — водка! Хочешь жить, как во времена железного
занавеса.., разве наши отцы и деды могли выпить текилы? Нет! Не могли! Они и
слова-то такого не знали! А мы с тобой знаем, и даже выпить можем, потому что
жизнь не стоит на месте, она движется вперед! В общем, Питиримыч, я настаиваю
на эксперименте!
И ведь знает, что Ананасов терпеть не может свое
церковнославянское отчество! Нет, чтобы назвать его как положено, по званию,
или уж на худой конец — по фамилии! Нет, он непременно норовит обозвать его
Питиримычем.., тут хочешь не хочешь, а выпьешь от возмущения! Все что угодно
выпьешь, даже экспериментальный коктейль гудроновского изобретения…
Капитан Ананасов с отвращением вспомнил этот ужасный
коктейль, мучительно поморщился и повернулся к местному сотруднику, мелкому
вертлявому мужичку, отзывающемуся на сомнительную, такую же вертлявую фамилию
Барыгин:
— Ну, где тут у вас.., потерпевший?
— Вот тут… — проблеял Барыгин, указывая дорогу. —
Осторожно.., здесь у нас не совсем ровно…
— Развели, понимаешь, овраги на территории! —
недовольно протянул капитан, преодолев неровность почвы и героически восстановив
равновесие. — Пришли, что ли?
— Так точно, — рапортовал Барыгин, указав на
открытую трансформаторную будку, вот он!
Ананасов протер глаза и уставился на содержимое будки.
Содержимое представляло собой мертвого мужчину в сильно
помятом и запачканном полосатом костюме, слегка седоватого, с крупной родинкой
на щеке.
Мужчина находился в таком скверном состоянии, что на
Ананасова снова накатил приступ дурноты.
— Ничего не трогали? — строго осведомился
Ананасов, справившись с этим приступом.
— Как можно! — горячо обиделся Барыгин. —
Знаем порядки!
— То-то! — одобрил капитан и приступил к
первичному осмотру потерпевшего.
— Висяк, — проговорил подоспевший на помощь
коллеге Гудронов, — чистой воды висяк!
— Не говори мне про воду, — мучительно поморщился
Ананасов.
Упоминания о любых жидкостях невольно приводили ему на
память недоброй памяти «Текиловый закат».
— Но что висяк — это точно.., ни документов, ни бумаг
при нем.., правда, имеются особые приметы в лице родинки, но это нам с тобой,
Гудронов, мало поможет.., особенно сегодня.
В глубине души Ананасов был уверен, что сегодня ему вообще
ничего не поможет, разве что контрольный выстрел из табельного оружия, но он не
хотел делиться с другом и коллегой таким пессимистическим предположением.
Коллеги приступили к тщательному осмотру места обнаружения
трупа и самого покойного.
Осмотр трансформаторной будки не дал никаких ощутимых
результатов, кроме одного, и без того ясного вывода, что размещенное в будке
трансформаторное оборудование неисправно и уже очень давно не используется по
прямому назначению.
В карманах полосатого костюма дотошный Гудронов нашел
носовой платок бордового цвета, пластмассовую расческу, между зубьями которой
застряло несколько волосков, скорее всего принадлежавших самому покойнику,
шариковую ручку фирмы «Паркер» в золотистом металлическом корпусе и несколько
неожиданный предмет — дохлую аквариумную рыбку.
— Глянь, Питиримыч! — проговорил Гудронов,
предъявив эту рыбку коллеге.
— Просил же я тебя, — поморщился Ананасов, —
не употребляй ты это слово!
— Ну, извини… — Гудронов виновато потупился.
— Вуалехвост! — авторитетно проговорил Ананасов.
— Чего? — Гудронов заморгал глазами. — Это ты
на меня такое слово говоришь? Я, конечно, виноват, но ты все ж таки выбирай
выражения! Я с тобой через столько всякого прошел, что совершенно, понимаешь,
не заслужил!
— Да при чем тут ты! Рыбка эта так называется!
Вуалехвост.
— Ну ты даешь! Откуда у тебя такие познания?
— Я в детстве рыбок аквариумных разводил. Есть еще
меченосцы и гуппии.
— И что нам дает этот вуалехвост?
— Я тебе одно скажу, Гудронов: нас с тобой хотят ввести
в заблуждение. Проще говоря — развести.
— Короче, с вуалехвостом или без него, но мы с тобой
имеем самый натуральный висяк.
Бравые милиционеры продолжили обследование покойного.
Неожиданно Гудронов как-то странно поежился и проговорил, понизив голос:
— Слышь, Питиримыч.., извини.., в общем, у тебя нет
такого странного ощущения…
У капитана Ананасова с самого утра было ощущение, что голова
его вот-вот разлетится на части. Но он не мог с уверенностью сказать, было ли
это ощущение странным или вполне закономерным после вчерашних экспериментов.
— Ка.., какое ощущение?
— Будто за нами кто-то следит! — прошептал
Гудронов, сделав страшные глаза.
— Я тебе, Сеня, говорил — нечего пиво с текилой
смешивать! Пили бы нормальную водку…
— Опять ты за свое! — обиделся Гудронов. Говорю
тебе — кто-то за нами наблюдает!
— Остапыч, что ли? — Ананасов тоже перешел на
шепот.
Полковник Кузьма Остапович Хохленко, непосредственный
начальник Ананасова и Гудронова, внушал своим подчиненным сложное,
неоднозначное чувство. Начать с того, что он совершенно не употреблял крепких
алкогольных напитков. И всячески осуждал употребление этих напитков
подчиненными. Далее, он умудрялся появляться в самых неожиданных местах и в
самый неподходящий момент. Кроме того, как уже сказано, он был начальником, что
само по себе очень много значит. Особенно для сотрудника милиции.
— Да нет, — отмахнулся Гудронов, — когда за
мной полковник наблюдает, у меня такое чувство, будто у меня между лопатками
дрелью отверстие высверливают. Или даже перфоратором. Под картину или под
настенный календарь. А сейчас у меня такое ощущение, как будто мне в спину
кто-то стучит. Знаешь, когда дверной звонок не работает…
— Ну так открой! — Ананасов быстро оглянулся.
Позади бравых милиционеров никого не было, если не считать
большую нарядную сороку, которая сидела на дереве и с живейшим интересом
наблюдала за их действиями. Встретившись взглядом с капитаном Ананасовым,
сорока склонила голову набок и громко затрещала с явно оскорбительной
интонацией.
