— Да, я попрошу твоего начальника из участка A-один оставить тебя у нас, пока мы не закончим с этим делом. Конечно, если ты хочешь остаться в отделе убийств.
— Спасибо. Я очень хотел бы остаться, — просто ответил он.
Когда Тань повернулся, собираясь уходить, Джейн вдруг заметила светлый волосок, поблескивавший на его затылке. На черных, как вороново крыло, волосах молодого полицейского одинокая шерстинка выделялась, словно блестка. «Серебристая шерсть», — подумала Риццоли.
— Тань! — окликнула она.
Джонни обернулся.
— Да?
Некоторое время Риццоли просто смотрела на него, пытаясь прочитать хоть что-то по глазам Таня, однако на нем были темные очки, и в зеркальных стеклах она видела лишь свое собственное отражение. Джейн вспомнила, как Тань быстро и беззвучно скользнул в окно дома Ингерсолла. Вспомнила, что камера слежения на улице Наппа запечатлела, как они с Фростом неуклюже вывалились на пожарную лестницу, а Таня не поймала вовсе. «Может быть, я привидение?» — пошутил тогда он. Пусть и не привидение, но существо столь же неуловимое. Человек, участвовавший во всех стадиях расследования, знавший все то, что обсуждалось и планировалось. Джейн не видела выражения его лица, не могла разведать его тайны, но понимала, что они существуют и ждут, когда их раскроют. Она решила, что оставит их при нем.
Во всяком случае, до поры до времени.
— Ты хотела что-то спросить, Риццоли? — осведомился Джонни.
— Не бери в голову, — отозвалась она. А потом развернулась и зашагала прочь.
В баре «Дж. П. Дойл» начался «счастливый час», и туда набилось столько свободных от дежурств полицейских, что Джейн с трудом отыскала Корсака. Только после того как официантка махнула рукой в сторону обеденного зала, Риццоли наконец обнаружила Винса в отдельной кабинке в компании жареных морепродуктов и пинты эля.
— Прости, что опоздала, — извинилась она. — Как дела?
— Надеюсь, ты не обидишься, что я уже сделал заказ?
Джейн поглядела на кучу жареных во фритюре креветок.
— Похоже, ты бросил диету, а?
— Не приставай ко мне, ладно? День был ужасно паршивый, а потому мне требуется успокоительная еда. Правда требуется. — Корсак наколол на вилку четыре креветки и сунул их в рот. — Ты будешь что-нибудь заказывать, или как?
Джейн помахала официантке, попросила маленький овощной салат и продолжила наблюдать за тем, как Винс уплетает креветки.
— Ты что, больше ничего не будешь? — изумился он, когда Джейн принесли ее заказ.
— Я собираюсь поужинать дома. Последние несколько дней я почти совсем там не бывала.
— Да, я слышал, что у вас в Бруклайне было настоящее представление. Сколько тел уже откопали?
— Шесть. Похоже, все женские. На обыск всего участка потребуется несколько месяцев, возможно, есть места захоронений, о которых мы пока не знаем. А поэтому мы обследуем и дом Марка Мэллори.
Корсак поднял бокал эля.
— Как вы, женщины, любите говорить? Молодец, подруга!
Джейн поглядела на его испачканную жиром рубашку и подумала: «У него достаточно большая грудь, чтобы выдавать подобные фразы». Она подняла свой стакан с водой, и они смачно чокнулись, да так, что пиво из бокала Корсака пролилось на уменьшившуюся кучу креветок.
— Есть, правда, одна ложка дегтя в этой бочке меда, — добавила Джейн, беря в руки вилку. — У меня никогда не получится закрыть дела неизвестного из проулка и неизвестной с крыши. А ведь именно с ее гибели все и началось.
— Сабля, которой ее убили, так и не обнаружилась?
— Исчезла. Вероятно, то существо, которое я видела, утащило ее с собой в рощу. Никто никогда не сознается. Но я, кажется, поняла, чьих рук это дело.
— Тебе хватит сведений, чтобы его осудили?
— Честно? Я не хочу, чтобы его осудили. Корсак, порой, для того чтобы выполнить свою работу, мне приходится поступать неправильно.
Винс рассмеялся.
— Только бы доктор Айлз никогда не услышала этого.
— Да, она не поймет, — согласилась Джейн.
Маура признавала только факты, и несколько дней назад эти факты привели к тому, что полицейского Уэйна Граффа осудили. Да или нет, белое или черное — Мауре всегда было ясно, что есть что. Но чем дольше Джейн работала в полиции, тем меньше она понимала, где пролегает черта между правильным и неправильным.
Она подцепила немного салата и положила его в рот.
— А как у тебя дела? О чем ты хотел поговорить со мной?
Корсак вздохнул и отложил вилку. Помимо опустевшей тарелки, очень мало что могло заставить Винса сдать это оружие.
— Ты ведь знаешь, что я люблю твою маму, — проговорил он.
— Да, думаю, это я уже поняла.
— Я хочу сказать, я по-настоящему люблю ее. Она веселая, умная и сексуальная.
— На этом лучше остановиться. — Джейн отложила вилку. — Просто скажи мне, к чему ты ведешь.
— Я очень хочу на ней жениться.
— И она уже ответила согласием. Так в чем же дело?
— Дело в твоем брате. Он звонит ей по три раза на дню и пытается отговорить. Совершенно ясно, что он презирает меня.
— Фрэнки не выносит перемен, вот и все.
— Он ее очень расстроил, и теперь твоя мама думает отменить свадьбу, чтобы только он был доволен.
Тяжелый вздох Винса завершился звуком, похожим на завывание. Корсак отвернулся, уставившись в кабинку по другую сторону прохода; там сидел малыш на высоком стуле. Ребенок поглядел на отставного детектива и заплакал. Мамаша бросила на Корсака неодобрительный взгляд и взяла малыша на руки. Бедняга Винс! Он настолько некрасив, что пугает детишек, которые не способны заглянуть под его неприятную оболочку и увидеть доброе сердце. «А моя мама способна, — подумала Джейн. — И она заслуживает хорошего человека».
— Ладно, — ответила она. — Я поговорю с Фрэнки.
Если это не поможет, она хорошенько врежет братцу по башке.
Корсак поднял голову.
— Ты сделаешь это для меня? Правда?
— А почему бы и нет?
— Не знаю. Видишь ли, я так понял, ты не очень-то рада нашим отношениям с твоей мамой. Тому, что мы близки.
— Просто мне не хочется выслушивать сальные подробности, ясно? — Джейн потянулась через стол и ласково пихнула бывшего напарника в плечо. — Ты клевый, Корсак. И ты делаешь ее счастливой. Меня волнует только это. — Джейн поднялась. — Мне нужно идти. Тебе полегчало?
— Я люблю ее. И ты это знаешь.
— Знаю. Конечно, знаю.
— Тебя я тоже люблю. — Винс нахмурился и добавил: — А вот твоего брата — нет.
