Я выхватила из его пальцев глянцевый прямоугольник, положила в сумочку и, помахав на прощание рукой, поспешила к метро.
Некоторые парни считают, что, обзаведясь дорогим джипом, стали прекрасными принцами, и к их ногам непременно должна упасть любая девушка. И действительно, полно дурочек, для которых навороченная иномарка – показатель успешности и богатства, а ее владелец кажется им завидным женихом. Но я&то понимаю, что в наши дни тачка стоимостью в сто тысяч долларов в большинстве случаев свидетельствует лишь о том, какой кредит выплачивает банку обладатель покрытого краской железа.
Кафе, где мне предложила встретиться Полина, было скорее дешевой забегаловкой, где посетителей угощали клеклыми булками и гамбургерами. Несколько минут у нас с Дородновой ушло на церемонию представления, потом она вдруг сказала:
– Не похожа ты на мать. Она сейчас совсем седая.
– Вы предполагали увидеть девушку с седыми волосами? – фыркнула я.
– И рост не тот, – не обратив внимания на мое ехидное замечание, продолжала Дороднова. – Алена говорила, ты очень высокая.
– Мать не видела меня много лет, – отправила я мяч на половину противника. – Она не один год провела на зоне, но и до того, как она сбила человека, мы слишком часто не встречались, меня отправили в школу в Англию. Я прежде считала, что родители дают мне возможность в совершенстве овладеть иностранными языками, но теперь сообразила: отец не желал, чтобы я знала о пристрастии матери к наркотикам.
– Алена мне рассказывала, что ты родилась длиной пятьдесят восемь сантиметров, в год выглядела на четыре, так вытянулась, – перебила меня Полина.
Я засмеялась.
– Приятно, когда мать помнит, каким был ее ребенок в нежном возрасте, только жаль, что она не может поведать о школьных и институтских годах дочурки. Что вам надо? Денег?
– Мне лично ничего не нужно, – оскорбилась Полина. – А вот Алене не хватает одежды, лекарств, еды качественной, и неплохо бы ей из бесплатной больницы в хороший центр переехать. Одна медсестра шепнула мне, что Аленку можно на ноги поставить, но там, где она сейчас находится, врачи убогие.
– У меня встречное предложение, – теперь я перебила собеседницу. – Вы навсегда забываете мой телефон, и тогда я не рассказываю отцу, с кем встречалась. В противном случае вы опять попадете на зону за мошенничество.
– Экая ты сука, – покачала головой Дороднова. – Не обо мне речь, о твоей матери!
– Навряд ли Елену Борисовну можно таковой считать, – ответила я, вставая. – Когда я была крошкой, мама строила карьеру, не думала о дочке, затем счастьем для нее стали наркотики, которые в конце концов сделали ее убийцей. Если вы действительно намерены помочь своей подруге, обратитесь в благотворительные организации, а не к девушке, которая не помнит лица своей матери. Прощайте. Если еще раз мне позвоните, напишу заявление в полицию.
– Аленка никого не убивала, ее подставили! – воскликнула Дороднова.
– Ой, даже не смешно, – мрачно буркнула я. – Сколько вас в бараке сидело? Сто человек? И какое количество из них говорило о своей невиновности? Девяносто девять?
Полина молитвенно сложила руки.
– Наденька, раз уж ты приехала, выслушай меня! Давай я тебя угощу.
Дороднова вытащила из потертой сумки вязаный кошелек и, выудив из него сложенную вчетверо сторублевку, заявила:
– Видишь, я совсем не попрошайка, при деньгах. Тут вкусный кофе варят.
Испытывая сильное желание уйти, я почему&то снова села на стул и уставилась на Полину.
– Эй, тащи нам два американо по-московски! – заорала бывшая заключенная. Потом понизила голос: – Спасибо, Надюша. Так вот, твоя мама отсидела срок за другого.
– Только не врите! – рассердилась я. – Момент наезда видела врач Тамара Николаевна Степанова, которая хотела оказать помощь пострадавшей Сусанне Вайнштейн, но поняла, что реанимация бесполезна. Никого, кроме трупа и Елены Клепиковой, тогда еще Барашковой, около иномарки не было.
– Откуда ты знаешь столько подробностей? – изумилась Дороднова.
– Маленькая, заброшенная мамой девочка превратилась в разумную девушку, у которой много друзей, – спокойно пояснила я. – Один из них работает следователем, он и дал мне почитать кое&какие документы по тому ДТП. Количество наркотика в организме Елены Борисовны зашкаливало, когда Степанова попыталась поговорить с ней, та даже глаз не открыла.
– Все правда, – зачастила Полина. – Но туфли!
– Вы о чем? – не поняла я.
– Вечерние, лаковые, на большом каблуке, с красной подошвой, дорогие новые лодочки, – затараторила Полина. – И они не того размера, что у Аленки! Велики ей!
– Извините, не понимаю, – остановила я ее.
– Сейчас разберешься, – пообещала Полина, – главное, слушай меня внимательно. Ладно?
– Ну, говорите, – не понимая почему, согласилась я.
…Кровати Клепиковой и Дородновой в бараке стояли почти впритык, их разделяла лишь узкая общая тумбочка. На многих зонах заключенные спят на двухэтажных нарах, но там, где отбывали срок Алена и Полина, были кровати, и женщины могли после отбоя пошептаться.
Клепикова не отрицала, что была наркоманкой, говорила соседке:
– Леня, мой бывший муж, очень хороший человек, да и свекор со свекровью нормальные люди. Попадись мне такая невестка, как я, взашей бы ее вытолкала и ребенка у героинщицы отсудила. Но Барашковы поступили иначе – отправили Надюшку в Англию, чтобы у девочки дурного примера перед глазами не было, а меня лечить принялись. Ох, сколько же они на мое лечение денег и сил потратили! А я на них злилась, кричала: «Отстаньте! Моя жизнь, не ваша!» Проведут мне детокс-процедуры, домой отпустят. Я неделю по квартире шарахаюсь сама не своя, потому что не умею без дела сидеть. Ну и начинаю ныть: «Устройте на работу». Леня изловчится, найдет место. Я на службу выйду, погляжу на тамошнюю убогость, на шефа тупого, коллег-идиотов – и в депрессию впадаю. Я, Алена Барашкова, которая по всему миру летала, репортажи новостные в таких местах делала, о которых вся эта шелупонь и не слышала, теперь должна писать про то, как три пенсионера во дворе своего дома песочницу для детишек построили? Дней десять я с депрессухой один на один боролась, а потом не выдерживала и к дилеру шла. Так по новой со шприцем дружбу и заводила.
Но Леонид не оставлял надежды избавить супругу от наркозависимости и в конце концов нашел врача, который за очень большие деньги провел какую&то особую процедуру очистки крови. Это помогло. Алена преобразилась, более не прикасалась к героину. Барашков устроил жену в рекламное агентство «Кадр», где никто не знал подробностей биографии новой сотрудницы, к ней там хорошо относились.
На момент, когда случилась трагедия, Елена Борисовна довольно долго не употребляла героин, и у нее даже появилась собственная машина. В конце ноября «Кадр» отмечал юбилей. Всех сотрудников, включая уборщиц, охрану, шоферов и прочую «черную кость», хозяин пригласил в клуб «Буль», находившийся в парке возле кинотеатра «Ленинград». Владелец фирмы не поскупился – еды на столах было навалом, культурная программа оказалась превосходной, а вот спиртные напитки на вечеринке отсутствовали. Босс рекламной конторы ярый противник алкоголя, и все служащие прекрасно знали: хочешь быть уволеным в одночасье – попадись Исааку Ройзману навеселе, и разом лишишься прекрасного оклада вкупе со сладким соцпакетом.
