— Ну… я… у меня ничего не получится. Просто… мы разные
люди. Для тебя это не имеет значения, а для меня очень даже имеет и…
— Я тебе не нравлюсь… — закончил он.
— Наоборот. Иногда очень нравишься, правда, нечасто. Но
все это не правильно, то есть такое должно происходить иначе.
— Чего ты мне по ушам-то ездишь? — вздохнул
он. — На самом деле все просто: ты хочешь, чтоб я тебе в любви признался.
Так?
— Нет, — решительно тряхнула я головой. — Я
хочу, чтобы ты меня любил. Это разные вещи.
— Два часа ночи, — закатил Мишка глаза. — И
два придурка у дверей спальни. Проблема-то выеденного яйца не стоит, а базаров
сколько. Лучший способ лишиться мозгов — это связаться с такой дурой, как ты.
Вот скажу я сейчас: «Я тебя люблю», ты ответишь: «Это ты просто так говоришь,
чтоб со мной в постель лечь». Я буду говорить одно, а ты другое и ни в жизнь не
поверишь, а когда я окончательно свихнусь и выброшусь в окно, ты зарыдаешь на моей
могиле, повторяя со стоном «Мишенька, зачем ты это сделал». «А счастье было так
возможно» — классику надо знать, училка хренова. Ну почему мне так не везет, а?
Откуда ты вообще взялась на мою голову?
— Из Костромы, — глотая слезы, сказала я.
— Из Костромы, — передразнил Мишка и решительно
впихнул меня в спальню. — Ложись.
— А ты?
— Я буду оберегать твой сон, дорогая. Охренеть можно.
Он принес одеяло, швырнул его на постель, сунул пистолет под
подушку и лег рядом со мной под своим одеялом. Я лежала, боясь пошевелиться, и
почему-то чувствовала себя виноватой, это не очень способствовало сну.
— Миша, — позвала я.
— Отстань, — рявкнул он. — У меня нервы не
железные.
— Я просто хотела…
— Заткнись, иначе все закончится изнасилованием.
Это подействовало, я замолчала, но все равно долго не могла
уснуть, а когда проснулась в восемь часов утра, Мишки рядом уже не было и это
меня огорчило. Я вдруг подумала, как было бы здорово, открыв глаза, увидеть его
рядом. Но ожидать от Шальнова, чтобы он что-то хоть раз сделал по-человечески,
напрасный труд.
Я вздохнула, прошла в ванную, а затем уже в джинсах и
футболке появилась в кухне, где и обнаружила Мишку возле плиты, он жарил
яичницу.
— Доброе утро, — кашлянув, поздоровалась я и
улыбнулась пошире.
— Как для кого, — косясь в мою сторону, заметил он
и добавил:
— Куда ты так вырядилась? Сегодня двадцать восемь
градусов обещали.
— Да? Я не знала. Ты завтрак готовишь?
— Готовлю. А ты глупые вопросы задаешь?
— Слушай, — прорвало меня. — Совершенно
незачем вести себя так, точно я в чем-то провинилась. Что я тебе сделала, в
конце концов?
— Ты мне очень напоминаешь собаку на сене, —
заявил он, а я, вытаращив глаза, спросила возмущенно:
— Это я собака?
— Конечно, а то нет. Из дома не выпускаешь и сама не
даешь, по-твоему, это честно?
— Придурок, — рявкнула я. — Да иди ты куда
хочешь, очень мне надо… О господи, свалился на мою голову… вот скотина.
Мишка бухнул сковородку на стол, едва не задев меня по носу,
и швырнул вилку:
— Ешь и не ори. Я скотина, а ты хорошая девочка. Это ты
утром храбрая, посмотрим, что к вечеру будет. Надену костюм, опять завоешь и
шантажировать начнешь.
— Я не шантажировала.
— Да неужто? Любопытно, как же это называется?
— Я просто боялась.
— Ясно. Ешь или выметайся с кухни. Ты мне аппетит
портишь.
Не знаю, как я смогла впихнуть в себя яичницу. Я боялась,
что разревусь, и от этого ненавидела Мишку еще больше, но хуже всего была мысль
о предстоящем вечере — что, если он в самом деле костюм наденет?
— Какие у нас планы? — спросила я, надеясь, что
голос у меня не дрожит.
— Все те же.
— Убитый сторож работал в какой-то охранной фирме.
Может, стоит туда съездить?
— Может, и стоит, — кивнул Мишка, вроде бы
подобрев.
— Собирайся, а я посуду помою.
— Да уж, сделай одолжение. «Нет, все еще злится».
Где-то через полчаса мы покинули дом и на машине отправились
в сторону проспекта. Я изо всех сил старалась наладить добрососедские
отношения, но Мишка это ценил мало и продолжал вредничать.
— Наша задача какая? — щебетала я. —
Доказать, что Илья был знаком со сторожем и мог, воспользовавшись этой дружбой,
войти в клуб. Было бы хорошо доказать также, что он и Лося знал.
Мишка на мои слова никак не отреагировал и вроде бы их вовсе
не слышал. Мне стало обидно, и я замолчала.
Через некоторое время мы свернули с центральной улицы в
переулок и притормозили возле симпатичного одноэтажного особнячка.
— Что это? — поинтересовалась я, не очень
рассчитывая на вежливый ответ, но Мишка пояснил вполне миролюбиво:
— Здесь трудится наш знакомый по имени Витя.
В здание мы входить не стали, а заглянули во двор. Возле
двух «газелей» стояли несколько мужчин и довольно громко разговаривали. Витьку
я увидела сразу.
— Вон он, — шепнула я, схватив Шальнова за локоть.
— Вижу.
Витька тоже нас заметил, что-то сказал парням и не спеша
подошел.
— Чего же ты не уехал? — спросил Мишка, кивком
поздоровавшись с ним. Витя нахмурился, посмотрел вдаль и вздохнул.
— Вслед за вами менты явились. Уедешь, так они разом на
меня всех собак навешают.
— Ты им все рассказал?
— Чего спрашивали, на то и ответил.
— И про Катькину сумку?
— Нет, — поморщился он. — Разбирайтесь сами
как хотите. Лосю не поможешь, а я во все это…
— Ясно. — Шальнов немного помолчал, глядя на свои
ботинки, и наконец спросил:
— Ты случаем незнаком с Игорем Прокофьевым, он работает
у Катьки в клубе сторожем?
— Это которого убили? Нет, незнаком.
— Откуда знаешь, что убили? — насторожилась я.
— Не смеши, об этом весь город болтает. Уже и в газетах
пропечатали.
