– Что-то на меня коньяк сильно подействовал… –
проговорила она томным голосом, – что-то в жар бросило…
– Это ничего, – засуетился дядя Костя, – это
мы сейчас исправим… – и мигом налил ей еще рюмочку.
– Константин! – загремело над ними. – Ты что
это себе позволяешь?
Откуда ни возьмись, в комнате возникла та самая красномордая
тетка с «халой» на голове, с которой Лола уже успела сцепиться из-за Аниной
квартиры.
– Ты с кем это обжимаешься? – орала тетка. –
Да ты знаешь, что это за девка?
Лола сделала обиженное лицо и жалостно заморгала. Это
подействовало, потому что дядя Костя, в первый момент отпрянувший от нее,
встал, с грохотом отодвинул стул и выпрямился во весь небольшой рост.
– А твое какое дело, с кем я сижу? – твердо
спросил он. – Что это ты, Александра, всем покою не даешь, тыкаешь да
указываешь! Тут тебе не комсомольское собрание, сами как-нибудь проживем, без руководства.
– И то верно, – несмело поддержали тетки, –
сидели спокойно, а тебе обязательно поорать надо…
– Да я!.. – задохнулась Александра, и физиономия
ее из просто красной стала малиновой. – Да ты как смеешь?..
– Смею! – дядька приосанился и придвинулся поближе
к Лоле. – А ты заладила – то выпить не разрешаешь, то с женщиной приятной
поболтать никак нельзя… А я свободный человек, жена два года как померла, что
хочу теперь, то и делаю!
– Бабник! – выплюнула тетка с «халой». –
Бабник и потаскун!
– И вовсе нет, – спокойно ответил
двоюродный, – все ты врешь! Потому что еще с юности на меня глаз положила,
а я на Люське женился!
Лоле стало смешно, но Александра почему-то от таких слов
стала и вовсе лилового цвета, открыла рот и завопила, как пароходная сирена.
Лола поняла, что пора ей сматывать удочки, а то как бы в общей драке не
накостыляли по шее и волосы не выдрали. Однако Ленька все не появлялся, дверь
кухни оставалась плотно закрытой.
* * *
Как только Анькина родня покинула кухню, Маркиз проскользнул
на освобожденную противником территорию, прикрыл за собой дверь и огляделся.
Кухонька была не слишком просторная, оформленная с некоторой
претензией, но по недостатку средств не слишком роскошно. Скромная мебель из
древесно-стружечной плиты была подновлена яркой самоклеющейся пленкой, повсюду
развешены веселенькие прихватки и рукавички, одна из которых была сделана в
виде уютной жизнерадостной старушки в круглых очках и цветастом переднике.
Вообще все здесь было выдержано в оптимистичных желто-оранжевых тонах, что
плохо вязалось с недавно происшедшей в этих стенах трагедией.
Как напоминание об этой трагедии, на видном месте стояла
деревянная подставка с ножами, при виде которой Леня невольно почувствовал
озноб. Одного ножа в подставке не хватало.
– Могли бы и убрать куда-нибудь подальше! –
пробормотал он, отворачиваясь.
Стараясь не смотреть на комплект ножей, Маркиз продолжил
ознакомление с кухней.
Стены были оклеены моющимися обоями той же жизнерадостной
расцветки. В принципе Леня считал, что обои – не самый подходящий материал для
отделки кухни, но в данном случае это несколько облегчало его задачу.
Он встал против одной из стен и мысленно восстановил картину
чердака. Тот кирпичный короб, в котором Лена Жукова прятала нож, находился как
раз над этой стеной, значит, именно за ней должен был проходить вентиляционный
канал.
И как раз в этом месте на стене висел большой календарь с
изображением красивого ярко-зеленого попугая.
«Зеленый желтолобый амазон», – прочитал Маркиз.
Он перевернул страницу и увидел другого попугая, как две
капли воды похожего на Перришона.
Однако отвлекаться было некогда.
Леня снял календарь со стены.
Под ним был прямоугольник более ярких обоев.
Само по себе это было вполне естественно: ведь календарь
защищал обои от выгорания. Но эти обои были не только более яркими. Они явно
были недавно подклеены, и подклеены немного неровно, узор на них чуть-чуть не
совпадал с остальной стеной.
– Опаньки! – удовлетворенно проговорил
Маркиз. – Эксперимент подтверждает теорию!
Он протянул руку и с некоторым волнением взял один из
английских ножей, самый маленький. Острым лезвием он подцепил край обоев и
потянул на себя.
Обои отходили плохо и то и дело рвались, однако через минуту
Лене удалось расчистить кусок стены. Под обоями оказалась плохо заштукатуренная
кирпичная кладка.
Из комнаты донесся взрыв голосов – там явно назревал
настоящий скандал.
– Ну, Лола как-нибудь отобьется, – пробормотал
Маркиз и принялся тщательно простукивать стену.
В одном месте звук показался ему более глухим, а когда он
стукнул посильнее, один кирпич немного сдвинулся с места. Леня слегка расшатал
его, подцепил тем же ножом и после нескольких неудачных попыток наконец вытащил
из стены.
В образовавшееся отверстие была видна темная пустота. Как
Леня и ожидал, он пробился в вентиляционный канал.
– И где же драгоценности мадам Петуховой? –
проговорил он, посветив в дыру портативным фонариком. – То есть, пардон,
мадам Федорчук, в девичестве Нехорошевой?
На первый взгляд в тайнике ничего не было.
– Но ведь Анна сюда залезала, однозначно, –
пробормотал Леня, безуспешно пытаясь глубже заглянуть в темный лаз, –
кирпич вынимала, обои подклеивала… где же бриллианты?
Поскольку засунуть в проем голову не получалось, Маркиз
просунул руку, насколько удалось, и ощупал стенки канала. И на внутренней
стенке обнаружил глубоко закрученный шуруп, к которому был привязан конец
прочной рыболовной лески.
Леня вытащил часть лески наружу и стал понемногу вытягивать
ее, как рыболов вытягивает из-подо льда снасть с попавшейся на нее корюшкой.
Чувствовалось, что на конце лески подвешен какой-то груз.
– Ловись, рыбка, большая и маленькая, –
приговаривал Леня, понемногу выбирая леску. – Только бы не сорвалась, а то
рыбка там уж больно вкусная…
В комнате явно разгорелся скандал. Это было Маркизу на руку:
на кухню пока никто не ломился, и он мог спокойно заниматься «подледным ловом».
Наконец в проеме стены показался небольшой, но довольно
увесистый мешочек из черной замши.
– Надеюсь, это именно та рыбка, которую я
прикармливал! – с этими словами Леня развязал тесемку и вытряхнул
содержимое мешочка на ладонь.
На какую-то долю секунды ему пришлось зажмуриться – такое
ослепительное сияние ударило в глаза.
На его ладони лежало колье в виде веточек из белого золота,
полных цветов и ягод, испускающих холодное чистое сияние бриллиантов. Красота
была такая, что у Маркиза, повидавшего в своей жизни немало уникальных
драгоценностей, перехватило дыхание. Хотя он и видел имитацию колье, но
подлинник произвел на него гораздо большее впечатление.
