Паутина заговора, паутина лжи растет и множится, серебристо мерцают все новые и новые кружева, дрожат на сыром хмарьевском воздухе, пропахшем тиной, полном звона жадных кровососов.
Быть может, все это снится ему? Все это один непрекращающийся сон?
И когда он проснется, за окном будет рассвет, зеленовато-алый, похожий на пробуждающегося волшебного змея, разворачивающего блестящие чешуей кольца длинного гибкого тела?
За окном будет гул московских пробок и грохотание машин, укладывающих плитку; будут мморпг и блоги, тирамису и аренби, и клетчатые хипстеры, и атмосфера общей социальной нестабильности?
И опять надо будет ждать маршрутку, которая все никак не хочет ехать, и тащиться на ней к метро, и вновь пытаться рисовать прикольные открытки, на обороте распечаток безуспешными каракулями пытаясь удержать осколки сновидений, вынести хоть что-то из того мира – в этот. Хотя это и не нужно – и никогда не было нужно – никому, и в первую очередь тебе самому.
Неужели? Неужели это всего-навсего сон?
Может, проверить? Установить с точностью, где тут сон, а где явь.
Покрепче ухватив рукоять верного гатримарса, нацелить его острие в собственное сердце. С силой надавить. Провернуть.
Действуя, как рычагом, просто-напросто выключить все эти воплощенные грезы и овеществленные мечтания. Покончить с ними.
Что ты скажешь на это, повелительница-Хмарь, злобная мачеха?
Северин не знал ответа. Но он был счастлив, счастлив как никогда – снова видеть эту рыжеволосую девушку в белом платье. Быть может, призрака. Быть может, именно ее, свою потерянную любовь.
Он не решился бы нагнать ее, спросить, нарушить молчание кладбища неосторожным возгласом – если это и вправду сон, вдруг он прервется?
Северину хотелось, чтобы сон длился и длился. Он готов был остаться здесь навсегда, лишь бы не терять из виду белый силуэт. Лишь бы не терять надежды.
Шаг в шаг с ней. Так невыразимо далеко и так опьяняюще близко. Разделенным с ней лишь волнами влажного тумана и тонким комариным писком. Отделенным от нее целыми кварталами могильных камней и склепов.
– Как думаешь, это и вправду она? – мысленно спрашивал Северин у собственной тени.
– Спроси сам, – издевательски шипела в ответ тень.
– Мне страшно. Я боюсь, что это сон. Что я разрушу его. Разобью на мириады маленьких осколков.
– Прекрати, – скользя по могилам, шипела тень. – Противно слушать тебя. После всего того, через что ты прошел. Когда цель так близка. Ты дрогнул… пытаешься пойти на попятную. За этим ты приходишь сюда, в этот квартал мертвяков. Снова и снова. Ты и сам – один из них. Такой же призрак, как остальные.
– Врешь, врешь… я еще живой. Я живой!
– Скажи это вслух! Ну, же? Разрушь тишину – посмотри, что из этого выйдет…
– Будь ты проклята!
– Конечно, я проклята, ведь я – это ты.
– Я не ты. Я живой.
– Тогда что ты здесь забыл, приятель?
Далеко впереди, в тумане, угадывался белый силуэт. Кружево темных ветвей покачивалось на ветру. Туман клубился причудливыми завитками.
– Сначала мне нравилось здесь, – беззвучно объяснял Северин самому себе. – Мне казалось, я что-то понимаю, глядя на эти… маски…
– Маски? – тень, казалось, была удивлена.
– Маски людей. Все эти скульптуры, венки, статуи, барельефы. Высеченные на камне, отлитые в бронзе – афоризмы и цитаты, посвящения и стихотворные эпитафии. Маски тех, кто покоится внизу.
– Или тех, кого ты пытаешься углядеть в тумане? – прошипела тень. – Верно?
– Верно. Но она не похожа на них.
– Почему?
– Она живая…
– Завязывай с пенным зеленым и горькой кедровой! – юродствовала тень. – Еще не поздно выйти из игры. А то через день-другой ты и сам получишь тут вид на жительство. Будешь скалиться среди корней и червей глупой ухмылкой и пялиться пустыми глазницами на луну-красотку. А мне придется отправиться в вольное плавание…
– Не сможешь, – отвечал Северин. – Мы с тобой одно целое.
– Ну, это как посмотреть…
– Совершенно точно.
Тень безмолвствовала, словно обдумывая ответ.
– Абракадабра, – сказала, наконец, тень.
Северин остановился, замер. Упуская из виду девушку, уходящую все дальше, в глубь кладбища.
Тень Северина была права.
Он находился здесь и сейчас именно поэтому.
Черта между ним и миром. Меловой круг, что отделяет нечистое от чистого. Ему нельзя догнать этот белый силуэт в тумане.
И Жанне нельзя к нему.
Абракадабра! Заклинание, пришедшее из мрачных веков, из полыхающих миров стальных лат и вшивых рубищ. Повторяй снова и снова! Снова и снова! Повторяй, всякий раз отнимая по букве – и отойдет, рассеется! И защитишься! Если повезет…
Северин бормотал лихорадочным шепотом, до крови кусал губу. Если это сон – почему он не просыпается? Почему чувствует на губах этот соленый привкус – собственной крови? Почему не просыпается, ведь ему же больно?
Он опустился в заросли крапивы, прижался спиной к холодному, влажному от росы могильному камню.
Почему? Ну почему?! Почему ему нельзя переступить этот меловой круг? В чем он провинился перед миром и людьми?
Неродина-Альттера, преследовавшая его с самого рождения, шедшая с ним рука об руку. Она всегда была рядом.
Она, наконец, заполучила Северина. Но и этого ей было мало. Хотела вобрать его в себя всего, без остатка. Как те вещи, которые были на них с Гирбилином в момент Перехода между мирами.
Альтерра хотела получить все – навеки упокоить его в своей земле, оплести своими корнями, поглотить всеми своими червями. Переварить и усвоить.
Альтерра была красива – болезненной осенней красотой. Бабочка, порхающая возле огня. Гибкая гимнастка, танцующая, балансируя на нити, растянутой над полыхающей преисподней. Она пахла тленом и смертью. Она была больна.
– Ты больна, – беззвучно шептал Северин. – Но мы излечим тебя. Мы – тот магический эликсир, который так необходим тебе. Он или навсегда излечит тебя… или убьет.
Жанна – если это была она – скрылась от него в густой тьме.
Ему так хотелось увидеть ее. Хотя бы еще раз. При свете дня. Но кто знает – какими они будут тогда?
Не рассыплются ли от солнечного света, как вышедший из склепа вампир, как Вегард, которого зацепил смертоносный бич Гирбилина, сотканный из первозданной тьмы, рассыпался в пыль?
Но как бы хотелось ему, хоть бы еще раз, хоть бы на единое мгновение – услышать, как она смеется. Он все отдал бы за это. Он должен догнать ее. Должен найти.