С этими тремя и предстояло отправиться Северину в обратный путь – в Хмарьевск.
В очередной попытке выйти на след Мурина-Альбинского. И Жанны.
«А что, если я разыщу ее, но она меня не узнает? – думал Северин. – Ведь я теперь совсем другой человек… Да и она… Как сложилась ее судьба? Жива ли она?! Мне бы только добраться до Мурина. Теперь-то мы с ним поговорили бы не как тогда, в далеком, невозможно далеком прошлом. Теперь все будет иначе… Теперь-то я умею играть по их правилам…»
Мартуз ехал в авангарде, заломив набок шапочку с перьями, поддавая верблюду пятками, мурлыкая себе под нос песенку, меланхолично жуя сухарь.
В середине, придерживая за повод двух навьюченных верблюдов, ехал Дарьян.
Северин с Шедди Краснолистом замыкали маленький караван.
Ветер гнал по степи белый пух, дул им в спину, будто говорил: проваливайте, да поживее.
– Как думаешь, – рассуждал Шедди, – ежели вот доберемся даже без всяких приключений, Городской Совет Хмарьевский, он как? Раскошелится? Нет у меня к ним доверия что-то…
– У них, говорят, – вступил Дарьян, – в подвалах Хмарьевского кремля золота столько, что можно плавать там по монетам в маленькой лодочке, загребая веслом. И что главный казначей так и делает время от времени. Чтобы почувствовать всю ответственность своей должности.
– А говорят, у Амофил золота еще больше, чем у Городского Совета. Было…
– Где теперь те Амофилы? Тем более что у Арахнисов всегда было еще больше. Эй, Мартуз, верно я говорю?
– Чего-чего?
– Верно ли говорят, что у ваших Арахнисов золота больше, чем у Амофил было, пока их не разнесли?
– Все правда! И, между прочим, Верховный жрец Вильвики – тоже выходец из Арахнисов! Знаете ли вы, каков он?!
– Неа, рассказывай. Все равно скучно.
– Верховный жрец заседает, как вы небось слыхали, а может, даже видали своими глазами, в Вильвикином Древе, и если вы не видали его своими глазами и даже не слыхали о нем, то и рассказывать вам бессмысленно.
– А ты уж постарайся!
– Слушайте же и внимайте. Древо это так велико, что заменяет жрецам и воинам Вильвики целую крепость. Внутри его ствола не счесть переходов, лестниц и лабиринтов. А сам Верховный жрец столь искушен в магии и ратных искусствах, что в мире нет ему достойного противника – сам океанский зверь Ктуле ему не страшен! Или какой-нибудь там… Шахрияр!
– Ему-то до Шахрияра дела нет, – скептически вставил Дарьян. – Чего им делить-то? Вильвикиных воителей на «Жаровне» или на передовой в степи не встретишь. Им бы рудники да рынки у Инлунгов и Блазанов воевать. Вот где их заботы.
– Ты-то много знаешь из чащоб своих мокшанских, – обиделся Мартуз. – Не буду рассказывать, раз так. Ни слова от меня не дождетесь!
– А вы слыхали, – осведомился Шедди, – про верховного Тенабира и посла от лаахорцев?
– Что за история? – забыв про данный обет молчания, оживился Мартуз, большой охотник до разного рода баек.
– Лаахорцы, стало быть, отправляют к Башне своих послов. С флагами, с гербами, как положено. Приводят их на самый верх Башни. А потом, то ли от высоты, то ли от лестниц длинных, что-то у них смущается в разуме. И начинают они дерзостные речи. Мол, вы бойню в переулке Менял затеяли, а мы вашего лидера в наказание укокошили. Пора бы и честь знать, что ли. Прервать кровопролитье. Собирайте вещички, да и проваливайте из-под Хмарьевска, куда вам будет угодно, все как положено – с оружием и знаменами, преследовать не будем…
– А жрец?!
– А что жрец, недавно в должность заступил. Горячий! Как заорет: «В ножи их!!» В один миг окружили послов – шинковалками своими целят в них! Лаахорцы глаза вытаращили. Внизу отвесная стена, до земли далеко, кругом Мглистые Акробаты, весьма рассерженные…
Шедди, прервав рассказ, вытащил из-под своего белым волчьим хвостом украшенного плаща бумажный кисет. В кисете у него был высушенный и перетертый в мелкий порошок корень-клиотль, контрабандой ввозимый с юга.
– Шедди, кончай присыпку свою жевать, не томи, что дальше?
– А дальше, – жуя, продолжил Шедди. – Послы как заголосят: «Остановитесь! Что же вы делаете?! Это какое-то безумие!» А новый верховный жрец им в ответ: «Безумие?! Это Те-на-бир!!»
Шедди взмахнул посохом, опасно покачнувшись в седле, пнул сапогом невидимого противника:
– И как пихнет главного ихнего вниз, с Башни. Прямо вот так, ногой с размаху в грудак! А следом Акробаты остальных пошвыряли! Каково?
– Брехня это все, – сообщил Дарьян. – Ежели бы Лаахоры и впрямь послов отправили в Башню, их бы там с распростертыми объятиями встретили. От розни этой уже всем тяжко. А первыми мир предложить – для них все равно, что показать свою слабость. Да и какие могут быть переговоры о мире, когда войны-то никто толком не объявлял?
– Вы-то, мокшанские, – меланхолично жуя, ответствовал Шедди, – как я посмотрю, во всем разбираетесь?
– Не без этого. Верно, Мартуз?
Но тот, против обыкновения, не удостоил Дарьяна ответной шпилькой. Натянув повод, задержался, некоторое время разглядывал балку впереди, уходящую под уклон, обильно поросшую эфедрой, чьи ветви густо облепил вездесущий белый пух.
– Погодите-ка! – вскинул ладонь Мартуз. – Я, кажется, что-то вижу…
Воздух между облепленных белым пухом кустарников дрожал, как от сильного жара. Ковыль зашелестел, закачался.
Кто-то приближался к ним. Кто-то, таящийся под мантией невидимости.
Шедди с неудовольствием сплюнул на сторону свой драгоценный клиотль.
– Дошутковались, – процедил он, поудобнее перехватывая боевой посох. – Пошла потеха.
Невидимый противник стремительно приближался. Солнце било прямо в глаза – в паре шагов ничего толком не различить.
Северин привстал в стременах, прикидывая шансы. Они находились посреди степи, в самом сердце печально знаменитой «Жаровни».
Надеяться на какую-то помощь или укрытие глупо, хотя…
Впереди, за балкой, что-то темнело, плохо различимое из-за бьющих по глазам солнечных лучей.
Оттуда уходила к небу дрожащая и узкая полоска дыма.
Никак, там полевой лагерь? Или даже фортеция?
Судя по шевелению окрестного ковыля, невидимые преследователи уже взяли караван в кольцо. Не меньше десятка. И на их стороне – магия.
– Назовите себя! – крикнул Северин.
Противники помедлили, будто бы проведя между собой неслышную беседу, прикинув шансы…
Прямо перед Северином сгустился зыбкий, неверный силуэт:
– Есть к вам разговор, страннички.
Мантия невидимости растворилась, открывая воина в вычурных серебристых доспехах, заблиставших на солнце. На наплечниках его брони и забрале шлема были выгравированы охранные символы Тенабира.
