Журналисты качают головами, радуясь, что не они стали предметом особого внимания начальницы.
– Флоран! Вы же ее лучший друг! Где ваша юная подопечная?
Флоран недоуменно поднимает брови.
– Отлично. Эта капля переполнила чашу. Завтра я ее уволю.
Дверь распахивается, в помещение врывается Лукреция. Она бежит к стулу, садится и отбрасывает со лба рыжие пряди.
– Извините за опоздание.
– «Извините» – это повелительное наклонение. А нужно вопросительное: «Не могли бы вы меня извинить?» Надеюсь, ваше расследование принесло нам долгожданную сенсацию, мадемуазель Немрод?
Лукреция снимает куртку. На ней черное с сиреневым шелковое китайское платье с вышитым слоном.
– Тадеуш Возняк был убит, – объявляет она.
Тенардье кладет ноги на стол, демонстрируя всем подметки своих сапог.
– Мы знаем, что это ваша рабочая версия, но пока вы нас в этом не убедили. И результаты вскрытия, как назло, говорят о сердечно-сосудистой недостаточности.
– Тадеуша убили точно так же, как Дария. Преступник использовал тот же метод. Те же средства. Он даже действовал в том же месте. И при тех же самых обстоятельствах.
– И каково же, по вашей версии, это «таинственное оружие»?
Лукреция вздыхает, как человек, вынужденный повторять одно и то же.
– Текст. Человек, прочитавший его, умирает.
– От чего?
– От смеха.
Журналисты начинают давиться от хохота.
– Мы сейчас тоже умрем от смеха, мадемуазель Немрод. Мне кажется, вам пока не хватает опыта и вы не можете отличить правдоподобную гипотезу от неправдоподобной.
Лукреция не отвечает. Опыт в «Олимпии» показал ей, какой силой обладает молчание. Она просто смотрит на Тенардье.
Тишина становится гнетущей, и руководительнице рубрики «Общество» приходится ее нарушить.
– Вы мне напомнили Ванессу и Давида, двух безмолвных клоунов из «Олимпии»!
Журналисты, видевшие шоу по телевизору, поддакивают.
Бунтовать еще рано.
Пока надо действовать согласно правилу: покорись, чтобы покорить.
Сделаю вид, что согласна с ними и ценю их мнение. Иначе я окажусь в одиночестве, в башне из слоновой кости, как Исидор.
Он дал мне совет: «Есть только один способ общаться с дураком – дурачить его. Надо его хвалить, тогда ему кажется, что он встретил единомышленника, и он проникается к тебе искренней любовью».
— Я хотела вас поблагодарить, Кристиана, – четко произносит Лукреция. – Благодаря выделенным вами деньгам и вашему доверию, я нашла доказательства, которые могут показаться вам интересными. Интуиция, как всегда, вас не подвела.
Лукреция достает из сумки синюю шкатулку с золотыми буквами «B.Q.T.» и надписью «Не читать!». И маленький кусочек фотобумаги.
– Я это уже видела, – говорит Кристиана Тенардье. – Ничего интересного.
– Вы видели шкатулку, найденную в гримерке Дария. А эту пожарный нашел в гримерке Тадеуша.
Лукреция достает точно такую же вторую шкатулку.
– Вы оказались правы, Кристиана. Преступник убивал при помощи этих предметов.
– А отпечатки пальцев? – спрашивает Флоран Пеллегрини.
– Из-за них я и опоздала. Я пришла сюда прямо из криминалистической лаборатории. Отпечатков нет. Но я видела убийцу, на нем были перчатки.
Лукреция показывает отчет экспертизы.
– Вы видели убийцу? – удивляется Тенардье.
– Конечно.
– Ну и кто же это? – насмешливо спрашивает Тенардье.
Лукреция показывает ей фотографию, на которой с трудом можно рассмотреть лицо.
– Его, естественно, невозможно узнать – большой красный нос, грим, парик и шляпа, – ворчит Тенардье.
– Мы чуть не схватили его, но нам помешал автобус.
Журналисты снова смеются.
– Вы отдаете себе отчет в том, что вы несете, мадемуазель Немрод?
Тенардье ищет в кармане пиджака сигару, находит ее, вдыхает ее аромат, отрезает гильотинкой кончик, закуривает и выпускает скептическое колечко дыма.
– У меня есть гипотеза, объединяющая оба убийства, – настаивает Лукреция.
– Пустая болтовня. Шкатулки, черные бумажки, клоуны, лица которых невозможно рассмотреть. Безумные, ничем не обоснованные теории. Короче говоря, у вас нет материала для статьи. Для бредового романа есть. А для серьезной статьи нет.
– Две похожие смерти в одном и том же месте, при одинаковых обстоятельствах…
Тенардье резко встает и хлопает ладонью по столу.
– В обоих случаях это был сердечный приступ, который объясняется генетической предрасположенностью. Бедная Лукреция, вы уволены. Вы всего-навсего…
– Журналист, который хорошо делает свою работу.
Человек, произнесший эти слова, только что вошел в комнату. Тенардье смотрит на него.
– Господи помилуй, привидение! Исидор Катценберг! Вы больше у нас не работаете, и вам тут нечего делать. Это служебное совещание, на которое вас не приглашали. Убирайтесь!
Ничуть не смутившись, Исидор усаживается в большое кожаное кресло.
– Если вы хотите распутать это дело, вам понадобится наша помощь. Моя и мадемуазель Немрод.
– В вас никто не нуждается, Катценберг. Где бы вы ни появились, вы всех восстанавливаете против себя. Поэтому, кстати, вас и выгнали. Так же, как я выгоню эту бесталанную девицу.
– Вы этого не сделаете.
– Исидор, вы не можете мне приказывать. Вы журналист-неудачник. Лучше уходите, пока я не вызвала охрану.
Исидор не двигается с места.
– Через три дня мы найдем убийцу братьев Возняк, орудие и мотив преступления. Мы с Лукрецией уже очень далеко продвинулись в расследовании. Мы приближаемся к его завершению. Вы не хуже меня знаете, что ни один журнал не расследует криминальную версию. Если вы хотите получить настоящий эксклюзив, сенсационное расследование смерти братьев Возняк, вы должны поверить нам.
В комнате воцаряется тишина. Исидор спокойно продолжает.
– Мне известно, что дела журнала не так хороши, чтобы из гордости отказываться от подобной удачи. Я имею в виду, что дирекция может не одобрить ваше слишком «личное» отношение к этому делу.
Он силен. Лучшая защита – это нападение. А нападать он умеет.
Кристиана Тенардье затягивается сигарой, словно ища спасения в никотине. Среди молчавших до этой минуты журналистов поднимается едва слышный ропот.
Исидор, не спуская с Тенардье взгляда, достает лакричный леденец без сахара, медленно разворачивает его и начинает шумно сосать. Она колеблется. Давит сигару в пепельнице.
