Зал снова взрывается овацией.
Затем Стефан Крауц зачитывает программу шоу памяти Дария, перечисляя имена комиков, которые выступят, переодевшись в розовые костюмы. Снова звучит музыка, занавес поднимается. Первым выходит Феликс Шаттам, в сопровождении десятка девушек, тоже одетых розовыми клоунами.
Он подражает голосу мастера:
– Привет, друзья, я призрак Дария! Я перевоплотился в Феликса и страшно рад, что после смерти собираю еще больше зрителей, чем при жизни….
В зале слышен смех. Клоуны вокруг Исидора и Лукреции, кажется, испытывают облегчение. Первый парашютист приземлился удачно. Зал оживился, он разогревается. Следующим будет проще.
– Ненавижу имитаторов. Они воруют чужие голоса, – говорит один из комиков. – Хамелеоны. Своих красок нет, они заимствуют чужие.
– Меня Феликс Шаттам никогда не мог рассмешить.
– Ты прав, полное ничтожество.
– Да вы послушайте его! Принимает себя за второго Дария, но ведь давно известно: тот, кто копирует льва, не лев, а обезьяна.
Юмористы усмехаются.
– Когда обезьяна лезет на пальму, всем видно ее красную задницу.
– Он просто жалок. Зал смеется не там, где предусмотрено. Все шутки проваливаются.
Лукрецию удивляет такая недоброжелательность.
Исидор шепчет ей:
– А я вам говорил, что комики жестоки.
– Как и представители всех остальных профессий. Об отсутствующих коллегах всегда говорят плохо. Вы замечали, когда в «Современном обозревателе» обедаешь с кем-нибудь, он обязательно будет перемывать косточки остальным журналистам?
– С юмористами дело обстоит еще хуже – они остроумны по определению. И издеваются более зло.
Лукреция не находится с ответом.
– Так, питбуль исчез. Пошли?
Они хотят уйти, но тут к клоунам подходит Стефан Крауц. Исидор и Лукреция поспешно отворачиваются.
– Номер два. Приготовьтесь, Феликс скоро заканчивает. Освежите грим и становитесь на точку выхода на сцену. Не забудьте дойти до белой полосы, иначе боковая камера вас не увидит.
– Они выходят по порядку, – шепчет Исидор. – Пока очередь дойдет до девятнадцати, мы успеем улизнуть.
Клоуны продолжают комментировать происходящее.
– И все-таки… Все превозносят Дария, а ведь прекрасно известно, что он воровал чужие скетчи, – говорит клоун под номером тринадцать.
– Под конец он даже не давал себе труда воровать лично, его ребята приходили на чужие выступления и записывали хорошие шутки. Таковы крупные мошенники, за них всю работу делают подручные, – добавляет пятнадцатый номер. – Вот и один из них, пожалуйста.
Действительно, появляется «розовый громила», похожий на питбуля, и усаживается в кресло у выхода.
Юморист номер два выходит на сцену. Оставшиеся за кулисами обсуждают его точно так же, как и первого артиста.
– О-па! Первая шутка прошла незамеченной! – говорит тринадцатый номер.
Выступление продолжается, юмористы комментируют.
– Тут он промахнулся, – говорит пятнадцатый номер.
– А тут кусок текста забыл. Это из-за марихуаны. Он слишком много курит, вот память и отшибает. Он сам не помнит своих убогих шуток, – смеется одиннадцатый номер.
– Смотрите, публика не отреагировала на «пережаренного цыпленка»! А ведь это его лучшая шутка. Бедный, все резервы исчерпаны.
Через несколько минут клоун возвращается за кулисы.
– Ну, как это было? – спрашивает он с беспокойством.
– Великолепно! – отвечает тринадцатый номер.
– Ты их покорил. Взял за горло! – говорит одиннадцатый.
– Зал просто шел у тебя на поводу! – подхватывает пятнадцатый.
– Правда? А то мне показалось, что я вдруг забуксовал.
– Ты слишком требователен к себе.
Лукреция пихает локтем Исидора.
– Может быть, тут мы узнаем больше, чем за все время расследования.
Номер третий готовится к выходу. Остальные поддерживают его.
– Ни пуха ни пера! Не стесняйся, посылай нас к черту.
Странно, кажется, каждый искренне считает, что плохо говорят обо всех, кроме него.
Номер три выходит под свет прожекторов.
Клоун номер тринадцать провожает его глазами, а потом оборачивается к коллегам:
– Если хотите знать мое мнение, Дария доконал кокаин. Под конец он столько его нюхал, что его трясло даже на сцене. Аж под носом следы были видны.
– Видите, у нас появляется новая информация о его гибели, – шепчет Лукреция.
– Я вижу, что нам отсюда будет трудно выбраться.
Двадцать четвертый добавляет:
– Если его канонизируют, то это будет первый святой-наркоман.
Все хохочут.
– Это был самый злой человек, которого я встречал, – говорит одиннадцатый.
– И самый скупой! Когда мы ходили в ресторан, он всегда забывал кошелек! Подумать только, живет в замке и не может заплатить по счету!
– А как этот представитель народа презирал обслугу! Постоянно оскорблял официантов. Чаевых никогда не давал.
– И выступал со скетчем, в котором официант обсчитывает бедных клиентов! Мир встал с ног на голову.
Снова звучит смех.
Мимо, еле волоча ноги, проходит Феликс Шаттам. Он вышел из туалета, где его долго рвало. Все умолкают. Тринадцатый шепчет у него за спиной:
– Тише, тише, вот призрак Дария!
И снова раздается смех.
Скетч на сцене награждается громкими аплодисментами. Наступает очередь четвертого клоуна. Он присоединяется к группе розовых клоунов, участвующих в номере.
Во время паузы Стефан Крауц напоминает, что Циклоп не только смешил зрителей, он еще и воспитывал новое поколение комиков в «Школе Смеха» и в «Театре Дария».
Как странно! Такой контраст – на сцене его осыпают похвалами, а за кулисами поливают грязью. Не знаю, кому и верить.
— Пошли! Кажется, путь свободен, – говорит Исидор.
Но как раз в тот момент, когда они собираются улизнуть, клоун номер семь подскакивает к Лукреции и хлопает ее по заднице.
– Так ты вошла во вкус? Не терпится увидеть тебя на сцене!
Удивленная Лукреция разглядывает перечеркнутое черной повязкой лицо с красным носом.
Мари-Анж!
— А ты знаешь, что должен делать на сцене дуэт номер девятнадцать? – насмешливо говорит Мари-Анж.
Лукреция спокойно смотрит на нее.
