Смех в зале.
– Я стала колотить их что было мочи, и они замычали сквозь кляпы уже по-другому. Как животные. Представляешь, Лукреция, могущественные руководители средств массовой информации, к которым и приблизиться невозможно, стояли передо мной на четвереньках. Я хлестала их плеткой, а сама мечтала… как бы подсунуть им свое резюме!
Хохочет весь зал. Но Лукреция остается сдержанной. Всего три деления. Мари-Анж невозмутимо продолжает:
– Я согласилась бы и на должность секретарши!
Зрители в восторге.
– Я бросила это занятие. И нашла место, соответствующее моей первой склонности: поступила продавщицей в магазин товаров для розыгрышей. Знаешь, бутылки с невыливающейся жидкостью и чесалки для спины? Моими покупателями оказались в основном тринадцатилетние сопляки-садисты, те, из кого потом вырастают… директора каналов, те, кто посещает мою подругу!
Зал снова хохочет, но Лукреция совершенно невозмутима.
– Зарабатывала я не бог весть сколько, но смогла появляться на сцене. Усовершенствовала свое умение смешить и стала профессионалом.
– Но если ты здесь, это значит, что твой профессионализм никто не оценил, – замечает Лукреция.
Раздается несколько одобрительных смешков.
– Ты мне нравишься! Все такая же жесткая и свободная. Ты не поверишь, но я всегда любила тебя, Лукреция. Ты самая красивая женщина из всех, что я встречала. Воплощенная женственность.
Настроение зала резко меняется.
Реакция Лукреции: три деления.
Публика нетерпеливо выкрикивает:
– «ПЗС»! «ПЗС»! «ПЗС»!
Лукреция отвечает:
– А ты мне кажешься смешной. Всего-навсего продавщица из магазина розыгрышей.
Мари-Анж не смеется, но датчики улавливают ее волнение: одиннадцать баллов.
Зал бушует.
– Смеши или умри! Смеши или умри! Смеши или умри!
– Я всегда помнила тебя, Лукреция. Ты моя самая большая любовь. Но ты ничего не понимаешь. И сейчас я убью тебя, потому что я профессионал, а ты любительница. Твоя смерть станет развязкой шутки, начавшейся десять лет тому назад.
Лукреция выдает девять баллов. Это бешенство. Участники пари начинают испытывать разочарование.
– Хватит болтать! «ПЗС»! «ПЗС»! Смеши или умри! – кричат в зале.
– Видишь, публика не довольна, – говорит Лукреция. – Ты не остроумна. Давай вернемся к соответствующему тону. Знаешь, я сказала тебе тогда «ничего страшного», вернулась в свою комнату и… попыталась покончить с собой.
Зал аплодирует реплике.
– Покончить с собой? – Мари-Анж не может сдержать смешок, и ее датчики показывают тринадцать делений.
В зале вырастает лес рук желающих увеличить ставки. «Девушки Дария» бегают вдоль рядов. Перевес явно на стороне Лукреции, на нее ставят восемь против одного.
Мари-Анж Жиакометти начинает нервничать и решает перейти в наступление.
– Как же было смешно смотреть на тебя, когда ты извивалась ужом на кровати, голая, связанная и разрисованная рыбками.
Мари-Анж имитирует мычанье Лукреции сквозь кляп. Зал смеется.
Лукреция в ярости: одиннадцать баллов.
Эта штука реагирует и на смех, и на злость. Она не разбирает природу чувств. И бешенство, и радость – это просто эмоции, и гальванометр фиксирует их.
Цинизмом она может добиться того, чего ей не добиться остроумием. Меняем оружие? Отлично! Что может ее рассердить?
— Знаешь, почему тебе нравилось причинять мне боль? Потому что только так ты добивалась власти. Ты чувствовала, что не можешь любить меня нормально. Ты никого не можешь любить нормально. Вот откуда эти твои склонности: юмор и садомазохизм, издеваться и причинять страдания. Так ты компенсируешь неспособность испытывать оргазм.
Последняя фраза резко увеличивает показатели Мими.
– Смеши или умри! – кричит толпа, разочарованная и заинтригованная одновременно.
– Настоящая любовь не смешна. И не сопровождается физическими муками.
Мари-Анж останавливается на четырнадцати баллах. Теперь ее очередь нанести удар.
– Очень хорошо. Я извращенка, я люблю причинять боль и издеваться. Но что же тогда влекло тебя ко мне? Если я не испытываю оргазмов, то у тебя-то они происходили постоянно. Для отношений жертва – палач нужны двое. И нас было двое. Так ответь: кто же из нас больший извращенец? Не тот ли, кто получает больше удовольствия? И не ты ли своим притворным подчинением развила во мне склонности, за которые теперь упрекаешь?
Это так неожиданно, что Лукреция просто ахает от удивления. Нащупав слабое место, Мари-Анж продолжает:
– И почему ты спасла меня от Серебристой Ласки?.. Может, потому, что безумно дорожишь мной?
Лукреция чувствует, что ее душит истерический хохот. По спине течет пот. Волосы встают дыбом. Она пытается задержать дыхание, но показания растут: двенадцать… тринадцать… четырнадцать… пятнадцать… шестнадцать… семнадцать…
93
Умирает женщина, которая вела праведную жизнь. На небесах ее встречает святой Петр:
– Добро пожаловать в рай!
Вокруг светло и прекрасно, ангелы играют на арфах. Обитатели рая приветствуют ее улыбками.
В конце первого дня, полного чистых радостей, спокойствия и блаженства, женщина попадает в свою комнату и слышит, что откуда-то снизу доносится грохот барабанов.
Утром она спрашивает святого Петра:
– Что это был за шум?
– А… это нижние соседи, – отвечает он. – Хотите посмотреть?
И открывает дверь в облаке.
Женщина наклоняется и видит лестницу, уходящую в красноватый дым, из которого доносится манящая музыка.
– Но это же ад! – удивленно восклицает она.
– Если хотите, можете сходить посмотреть, – предлагает святой Петр.
После недолгих колебаний женщина спускается по лестнице. Внизу идет настоящий праздник. Там очень жарко. Обнаженные люди с блестящими от пота телами танцуют под ритмичную музыку и увлекают ее в свой круг. Она веселится всю ночь. Красивые мужчины ухаживают за ней, обольщают, приглашают танцевать, пить и петь.
Рано утром женщина возвращается в рай, в спокойную и скучную обстановку, где ангелы играют на арфах и декламируют стихи. Она идет к святому Петру.
– М-м… А могу ли я выбрать, где мне остаться? – робко спрашивает она.
– Конечно. Но, приняв окончательное решение, ты уже не сможешь его изменить.
– Тогда я выбираю ад. Мне очень жаль, святой Петр, но рай похож на дом престарелых. Мне веселей внизу, там настоящий ночной клуб.
