Лукреция отмечает, что любовь к цитатам – это конек членов Ложи. Все вокруг с удовольствием сыплют ими.
– В мае 1968 года мы участвовали в студенческих волнениях и придумывали лозунги, афиши, шутки. «Под мостовой – пляж», «Пока ты будешь зарабатывать на жизнь, жизнь кончится», «Запрещать запрещено», «Будьте реалистами – требуйте невозможного», «Беги, старый мир тебя догоняет» – все эти юмористические слоганы созданы в стенах маяка-призрака.
– Но революция в мае шестьдесят восьмого провалилась, – напоминает Лукреция.
– Мы хотели создать новое общество. Студенты и профсоюзы послушались нас лишь наполовину. Личные интересы и политические амбиции оказались сильнее желания действительно изменить мир. После неудачи в мае 1968 года мы стали хитрее. Мы помогли английскому отделению Ложи создать комическую группу «Монти Пайтон».
– Ах, так это вы?.. – с восторгом спрашивает Исидор. – Я их обожаю. Это мои самые любимые комики!
– Они не знали никаких ограничений. Никаких. До такой степени, что однажды придумали скетч про «Шутку, Которая Убивает»!
Беатрис встает, проходит мимо портретов Великих Мастеров и приближается к двери, на которой висят кинопостеры. Она показывает на фотографию группы «Монти Пайтон».
– Да-да, я помню, скетч «World’s Funniest Joke» – «Самая смешная шутка в мире»? Черт! Так вот что это было! – восклицает Исидор.
– «Монти Пайтон» попросили у нас разрешения туманно намекнуть на «Шутку, Которая Убивает». Грэм Чепмен, прошедший обучение на маяке, начал убеждать тогдашнего Великого Мастера в своей правоте. Он говорил: «Это настолько невероятно, что никто не поверит, что „Шутка, Которая Убивает“ действительно существует!»
– Неужели вы хотите сказать, что Великий Мастер разрешил открыть всему миру вашу самую большую тайну? – удивляется Лукреция.
– В 1973 году это был еще Пьер Дак. Старость и усталость не ослабили его смелости. Он решил, что это будет забавно. Скетч «Самая смешная шутка» появился в шоу «Летающий цирк» в апреле 1973 года. Люди смеялись над ним безо всякого вреда для себя, точно так же, как и над другими скетчами «Монти Пайтона».
– Удивительно! – признает Исидор.
– А вот у самого Гэма Чепмена обнаружили рак, и он добровольно ушел из жизни, прочитав «Шутку, Которая Убивает».
Беатрис садится за стол и пристально смотрит на стальной чемоданчик. Ее рука осторожно, с какой-то печалью продолжает поглаживать металл.
– Я сама пришла сюда в 1991 году. Мой отец был юмористом, и с ним сыграли дурную шутку.
Ее лицо омрачается.
Исидор понимает, что произошла какая-то трагедия и просит Беатрис рассказать о ней.
– Он играл в большом театре. Зал был на триста мест. Он начал выступление. После первого скетча никто не засмеялся. Он собрал волю в кулак и продолжал. После второго скетча зал продолжал молчать. Он отыграл спектакль до конца. Никто не смеялся.
Такое, наверное, невозможно пережить.
— За все время его выступления никто ни разу не засмеялся. Даже не хихикнул. Даже не улыбнулся. Он видел перед собой триста мрачных, как глухая стена, лиц.
Какой ужас!
— На самом деле перед ним сидели подсадные утки. Им заплатили, чтобы они не смеялись. Один телеведущий придумал такой «комический» прием.
– Триста человек ни разу не засмеялись за полтора часа! Какая, наверное, стояла оглушительная тишина, – говорит Лукреция, вспоминая свое волнение на сцене.
– Для комика – это самое страшное, что может с ним произойти. Он стоял перед ними бледный, как смерть, дрожащий, растерянный. Публике, видимо, это было «интересно». Как в Средние века людям было интересно наблюдать за пытками.
Беатрис умолкает на полуслове.
– И?.. – спрашивает Лукреция с любопытством.
– Он сделал вид, что его нисколько не тронуло то, что он попал в такую аудиовизуальную ловушку. Но потом он ушел со сцены и покончил жизнь самоубийством. Без применения «Шутки, Которая Убивает». Просто взял веревку, сделал петлю, встал на табуретку и повесился.
Беатрис опускает глаза на чемоданчик.
– И я поняла, что смех – это вовсе не панацея от всех бед. Иногда, чтобы вызвать смех, совершают настоящие подлости.
Я-то знаю, что это правда. Мари-Анж открыла мне, что смех может принести столько же зла, сколько и добра.
— После этой драмы у меня появилось желание бороться со злым юмором, и я решила, что лучше всего это делать здесь, в этом тайном месте. Мой отец рассказал мне о Ложе за несколько месяцев до смерти. Я пришла сюда. Прошла инициацию. Я приняла участие в дуэли, выиграла и стала учеником. Затем я выросла в звании. Стала учить сама. И однажды…
– …К вам пришел знаменитый комик Тристан Маньяр, – заканчивает ее фразу Исидор.
– Он искал место, «где рождаются шутки». Он пошел по следу, от рассказчика к рассказчику, и сумел добраться до нас. Я обучила его и подготовила к дуэли. По чистой случайности он соревновался со своим собственным импресарио, который пришел к нам вслед за ним.
– С Джимми Петросяном?
– Да. Тристан выиграл, стал членом Великой Ложи Смеха.
– И вашим возлюбленным, – дополняет Исидор.
Беатрис удивленно умолкает, но вскоре заговаривает вновь.
– Действительно. Мы сблизились во время обучения и наша страсть здесь, под землей, вдали ото всех, приобрела особую силу.
– Как это прекрасно, – говорит Исидор.
Исидор, видимо, забыл, что Тристан Маньяр бросил жену и детей. Когда они узнают эту историю, вряд ли она покажется им такой уж прекрасной.
Беатрис смотрит вдаль.
– Когда преемник Пьера Дака стал слишком стар, чтобы исполнять обязанности Великого Мастера и ушел в отставку, мы единодушно выбрали Тристана.
Она указывает на портрет Тристана Маньяра в фиолетовом одеянии. Исидор и Лукреция с трудом узнают в улыбающемся зрелом мужчине бородатого исхудалого человека, который умирал в темной комнате под маяком.
– Вы все время находились под землей. У вас не началась клаустрофобия?
Беатрис впервые широко улыбается.
– Смех – это всегда открытое окно воображения. Он заменял нам и тепло, и свет. Наша повседневная жизнь состояла из шуток и веселья. И это была райская жизнь. Мы поддерживали связь с некоторыми знаменитыми комиками, которые тайно приезжали к нам.
– Де Фюнес?
– Нет, Бурвиль, – отвечает Беатрис, указывая на портрет.
– Колюш?
– Нет, Деспрож. Не все были на нашей стороне. Кто-то ненавидел нас. Кто-то завидовал. А потом начало расти влияние юмора, подобного тому, который убил моего отца… Основанный на чуждых нам принципах неуважения к человеческой личности.
