– Что ты хочешь сказать? – сдержанно спросил Сандак. – Кроме того, что я и мои люди покрыли себя позором и теперь можем лишь надеяться достойно умереть на стенах Акры?
– Нам была нужна эта победа. – Сидеть, поджав ноги, Танкар не любил, но встать – означало самовольно возвыситься над вождями скфарнов. Очень сильно расстроенными вождями. И он заставил себя остаться на месте. – Тень Орла был здесь никем. Просто чужак, который пришел ночью, как вор, опираясь на мечи таких же чужаков. Он разрушил нашу жизнь, залил кровью горожан базарную площадь. Никому он здесь не был нужен… Жители полиса бросали оружие и братались с нами на стенах. И если бы сегодня мы победили, нас встречали бы как освободителей.
– Не понимаю, что изменится, если нас будут встречать как освободителей завтра? – буркнул Борнак.
– Тень Орла удержал город, – очень спокойно пояснил Танкар, – вот шо изменилось. Второй раз он оказался сильнее нас. Своим бегством из-под стен мы сами подтвердили его право на трон. Мы короновали его. И сделали это вернее, чем если бы принесли ему присягу. Горожане увидели в нем владыку. И защитника. Я уверен, те, кто до сих пор колебались, сегодня встанут на стены. Рядом с Тенью. Против нас.
Хорошо обдуманные, предельно дипломатичные и абсолютно честные слова рыжего тяжело падали в густой и липкий воздух, и каждое было тяжелее камня.
Борнак молчал. Все это было слишком сложно для него. Он хорошо разбирался в сложных механизмах баллист и осадных башен, а то, о чем говорил этот рыжий торговец, было какой-то совсем особой стороной войны. Рифат тоже молчал, но он молчал потому, что был полностью согласен с Танкаром. А Йонард держал рот на замке потому, что не хотел грубить союзникам. И если бы не эти опасения, то полотняные стены гэра услышали бы такие отборные выражения, что даже лысый Одоакр позеленел бы от зависти. Но, наверное, взгляд его был достаточно красноречив. Поскольку, поймав его, Сандак достал из-за узорного пояса кинжал, попробовал его на прогиб и с силой вогнал в землю по самую рукоять.
– Штурм будет сегодня ночью. Когда спадет жара, – сообщил он. – Еще до восхода мы будем в городе, клянусь Таргатай! Или я взойду на погребальный костер.
– Скажи, уважаемый Сандак, если храбрый воин не смог сдвинуть гору, остановить реку или поймать степной ветер рукавицей, он покрыл себя несмываемым позором? – спросил вдруг Танкар. Гордую речь военачальника он, похоже, пропустил мимо ушей. И сейчас смотрел на Сандака своими сощуренными глазами безо всякой насмешки, словно всерьез ожидал ответа.
– Я не понимаю тебя, – бросил тот и отвернулся, собираясь встать.
– Ты сегодня сражался с богами, – сообщил Танкар широкой спине скфарна, – и почти победил.
Сандак замер. И очень медленно повернулся назад.
– На стороне Тени воюют три дочери Посейдона, – пояснил Танкар, – изумруд вернулся к нему.
– Хрофт! – Берг стукнул кулаком по земле и резко повернулся к приятелю. – Давно ты об этом знаешь?
– Только сейчас догадался. И не смотри на меня зверем. Могло быть и хуже. Мог бы вообще не сообразить, – огрызнулся Танкар.
Сандак разглядывал рыжего во все глаза. Обида была мгновенно забыта. О перстне с изумрудом, левом глазе бога глубин, он был наслышан от Сатеник.
– Победить их силой невозможно, – продолжил Танкар в абсолютной тишине, – они сильнее людей. Перехитрить их нельзя – они намного умнее. Воевать с ними – самоубийство. Договариваться – глупость.
– Так что, отступать? – глухо спросил Сандак.
И тут внезапно подал голос Рифат, молчавший все это время.
– Даний сказал бы, что их наверняка можно переиграть… – Взгляды всех присутствующих мгновенно переместились в его сторону: вопросительные, недоверчивые, раздраженные. Рифат не смутился. – Есть сила, которая может поспорить с богами и демонами на равных.
– Что за сила? – отрывисто спросил Сандак.
– Случай. Пока владыки мира двигают фигуры, просчитывая каждый ход, случай бросает кости…
– Предлагаешь сыграть с демонами в шахматы? – скривился Берг.
– В нарды, – спокойно поправил Рифат. И улыбнулся.
Широкая ответная улыбка словно осветила усталое лицо Танкара, обнаружив недостаток зубов.
– Похоже, эти двое уже спелись, – буркнул Борнак, – и нам остается только подтягивать.
– Это будет песнь победы, – рассмеялся рыжий и легко вскочил на ноги, не хрустнув суставами и не тронув пол руками.
* * *
Если выбирать между сильным холодом и нестерпимой жарой, наверное, кто угодно предпочел бы холод. Человечество придумало тысячи способов спасаться от мороза: теплая одежда, костер, горячее вино со специями. А вот от желтого глаза Владыки жизни мы защищаться так и не научились. Не значит ли это, что род людской, вопреки утверждениям ученых мужей, зародился во льдах севера, а не в песках юга?
В тронном зале дворца правителя ставни были распахнуты настежь, но с таким же успехом они могли быть прижаты засовами… или вовсе вынесены: неподвижный воздух был влажным и ощутимо тяжелым, как перед грозой.
Хотелось пить.
Тень Орла уже успел осушить почти два кувшина воды, чуть подкисленной ягодным соком, старая ведьма обещала, что он хорошо утоляет жажду. Но жажда продолжала терзать его, и была более жестокой, чем боль. А рана на плече, смазанная какими-то пахучими снадобьями и заново перевязанная умелыми руками старухи, продолжала сочиться кровью. Тень чувствовал, что сок жизни выходит из него, то медленно, впитываясь в повязку, то толчками, выбрасывая сразу целый сгусток – но непрерывно. И хотя в искусстве врачевания Тень был неискушен, он прекрасно понимал, что это плохо. Возможно – очень плохо. И поэтому Ритулу он ничего говорить не стал. Тень знал – удр расстроится.
Он скользил равнодушным взглядом по тронному залу, где, еще совсем недавно пережил такой позор, что с ужасом думал о том, чтобы сюда вернуться. Сейчас и позор, и ужас казались ему какими-то чересчур преувеличенными. Ну, не вышел он ростом, и что?
Зал заполнялся медленно. Первыми начали появляться как раз те, кого никто на Совет не звал. Но не пустить их было нельзя: главы старинных, но измельчавших родов, растерявших в войнах и неудачных спекуляциях все свое былое величие и богатство, сохранили некоторое влияние на умы жителей полиса и могли быть полезны. По словам торговца Миния, бывший правитель просто подкармливал всю эту свору родовитых оборванцев, а те, в благодарность, на собраниях Совета добросовестно пытались переорать противников Дания. Они всегда приходили первыми и уходили последними, получив подачку из казны. Жалкая доля…
Старшины цехов подходили поодиночке, занимали места ближе к дверям, осматривались и вполголоса переговаривались друг с другом, опасаясь нарушить торжественность момента. Мастеровые чувствовали себя в тронном зале неуютно.
Следом свои скамьи заняли жрецы трех главных храмов города: храма Посейдона, храма Ахура-Мазды и храма Хальбы. Увидев эту троицу, мирно занявшую места по соседству, и, обменявшись приветствиями, заговорившую о том, что, дескать, жара нынче в Акре стоит невозможная, и стоило бы устроить большое жертвенное гадание, чтобы узнать, кого из богов прогневили на этот раз… Тень подумал, что сходит с ума. Такое было совершенно невозможно ни на западе, ни на востоке. Но здесь, где запад и восток сливались воедино, как две полноводные реки, чтобы рука об руку выйти, наконец, к морю – такое невероятное соседство было вполне в порядке вещей и никого не удивляло.
