* * *
Керболай был растерян и напуган. Еще ни разу за всю его жизнь смерть не подходила так близко, не клала свою руку на плечо, не заглядывала в глаза. Гибель судьи лучше всяких слов сказала повару, что он в большой беде. И что делать, как спасаться – неясно. Впервые в жизни он пожалел, что носит железный ошейник. Гражданина полиса защищал закон. Даже нищий оборванец, подъедавший за чужими собаками, мог пойти к судье, и тот обязан был его выслушать. Раб, даже такой почтенный и богатый, как Керболай, считался всего лишь имуществом своего хозяина. Никаких прав у него не было.
Керболай забился в щель, как таракан. Он совсем перестал выходить из кухни. Только здесь, среди привычных запахов, утвари, знакомой с детства, и привычно согнутых спин он еще мог чувствовать себя в безопасности. Лишь здесь власть Керболая все еще была крепка. Сильные мира сюда не спускались.
Кухонная суета успокаивала. Готовили торжественный обед в честь Посейдона, поэтому нужно было исхитриться так, чтобы не использовать ни одного из щедрых даров моря, только баранина и птица. Нехватка соли уже давала о себе знать, поэтому главное внимание следовало обратить на сладости: орехи в меду и цукаты.
Неожиданно повар почувствовал, что его некрепко взяли за руку.
Он вздрогнул и опустил глаза. Рядом стояла девочка лет двенадцати. Или пятнадцати – с этими местными девочками никогда не поймешь. Довольно хорошенькая. Правда, на взгляд повара, излишне худая. Вольная – ошейника на ней не было.
– Керболай, – позвала девочка, – сегодня великий праздник. День бога глубин, Посейдона. Что же ты до сих пор не совершил жертвоприношение в храме?
Как она сюда попала? Керболай оглянулся вокруг. Кухонные рабы суетились каждый на своем месте: поворачивали вертел, кипятили воду, отмеряли приправы на вес и ложкой, чистили посуду… Никто не обращал внимания на чистенькую девочку без ошейника.
– Жертвоприношение? – в растерянности переспросил он. – Но я не мореход.
– И ты не боишься гнева морского владыки?
– Что… что я должен пожертвовать господину моему, Посейдону? – с придыханием произнес Керболай. Взор его уже начал туманиться.
– Ягненка. Храм здесь, неподалеку. Я провожу тебя.
– А-а? – повар обвел глазами свое царство.
– Они все обречены. Никто из них не принес жертвы, и гнев бога глубин настигнет их всех с неотвратимостью судьбы, – торжественно и распевно сказала девочка, – ты – избран. Ты один будешь спасен.
Она легонько потянула Керболая на себя. Повар уже не мог сопротивляться и покорно встал.
– Ты, наверное, знаешь, что делать, – пробормотал он.
– Да уж, наверное, – фыркнула Чиони, краем глаза наблюдая, как Даний мягко и властно берет под контроль всех кухонных рабов разом. Вонг неторопливо прошествовал через зал, подражая вальяжной походке повара – все, кто окажется рядом, в ближайший час будут видеть в нем своего повелителя.
Чиони совершенно спокойно вывела Керболая в широкий коридор, полутемный и почти прохладный. Шан ждал их в одной из кладовых, судя по огромным глиняным кувшинам, там хранились запасы масла и меда.
На лбу Чиони блестели капельки пота. Глаза стали темными и необыкновенно сосредоточенными.
Неизвестно, что видел перед собой Керболай. Возможно, площадь, белые своды храма, благоухающий розовый дым над алтарем… испуганного ягненка с блестящей черной шерстью и влажными глазами…
Или видел он что-то совсем другое? Чиони была очень слабым магом. Только сила тут была не нужна – лишь убежденность, что все идет как надо. А уж картинку зачарованный человек нарисует себе сам, да такую завлекательную, что не останется ни вопросов, ни желания их задавать.
…Темнота упала на глаза внезапно. В храме темно? Закрыты ставни?
Лишь через целое, томительно-длинное мгновение, Керболай сообразил: это не тьма, лишь полумрак. Темным этот закуток мог показаться лишь после слепящего света видения. А уж за храм Посейдона кладовую дворца можно было принять разве что спьяну. Низкий потолок прижимал к земле, заставляя чувствовать себя неуютно. Темные стены давили. У одной повар с ужасом заметил разложенные на скамье орудия пытки.
Он совсем перестал понимать происходящее и замер на пороге, не в силах ни шагнуть вперед, ни развернуться и бежать. Чувствительный удар меж лопаток, не столько болезненный, сколько оскорбительный, заставил его против воли шагнуть через порог.
Прямо перед ним стоял невысокий и немолодой человек. В чистом, но латанном дорожном одеянии, стоптанных башмаках, желтокожий и совершенно лысый. Взгляд темных глаз под тяжелыми сощуренными веками был пристальным, но совершенно равнодушным.
– Молодец, Чиони, – обронил он, не отводя взгляда, – добавь света, масло возьми в крайнем кувшине, он почти пуст.
Керболай не осмелился повернуть голову, лишь немного скосил глаза в сторону страшных орудий пытки. И тут, словно что-то сдвинулось в глазах. Он сообразил, наконец, что видит перед собой: это была безобиднейшая хозяйственная снедь. Пара ножей для разделки мяса, старый сломанный вертел, масляный светильник.
Тоненькая девушка наклонила над ним кувшин. Не без труда Керболай признал в ней ту, что предложила проводить его к храму. И подивился: как он мог принять ее за местную – девка была узкоглазой, плосколицей и, сказать прямо, страшненькой.
Что-то странное творилось с глазами.
Керболай не был испуган. Вокруг него происходила какая-то чепуха, но страха все равно не было. Наверное, потому, что лысый бродяга одного с ним роста и худая девчонка немного не то, что может напугать повелителя целой кухонной империи и владельца тайны. Пусть они и сотворили что-то с его глазами.
– Здравствуй, звезда Апраксина, лукавая рыбка. Воды небесные – дом твой, а солнце – родник…
Керболай стремительно обернулся на голос… Так торопиться не стоило. Человек, который выдал эту ахинею, убегать не собирался. И прятаться он тоже не собирался. Он сидел на скамье – неподвижно, и поэтому незаметно для Керболая. А сейчас встал. Голос его был сухим и насмешливым. И только самую малость злорадным.
– Господин, – выдавил повар, глядя в сухое, темное от загара лицо Дания.
– А кого ты ждал, Керболай?
– Он барашка ждал, – подсказала из своего угла Чиони.
– Барашка? – переспросил Шан.
– Жертвенного. Черного такого. Глазки карие, носик влажный.
– Понятно. Опять за жалость цепляла. Больше никак не умеешь?
– За страх – неинтересно. За злость – противно. А за похоть – слишком легко. Там и магии никакой не надо…
– Меня будут искать, – сказал Керболай.
Он постарался сказать это внушительно, но, несмотря на доблестную попытку, голос сорвался, и в нем слишком явно прозвучал вопрос.
– Не будут, – Шан услышал как надо и ответил обстоятельно. – Они сейчас видят тебя на кухне.
