– О-о! О-о-о! – огромное тело вдруг содрогнулось, сжалось и шарахнулось к стене. Лицо исказил запредельный ужас. Мужчина попытался вжаться в камень и раствориться в нем, закрывая лицо ладонями с растопыренными пальцами.
– Эй, ты чего? – заорала Франгиз, испуганная не меньше незнакомца. Ее крик разнесся по огромной пещере, отразился от стен и вернулся волной такого рева и воя, что мужчина вообще сник и стек по стене на пол.
– Я не знаю, кто ты, демон, но если ты попытаешься взять Ксана-удильщика, готовься – будем драться! – выкрикнул он ненормально высоким голосом и в конце сорвался на визг. Франгиз некстати вспомнила, что в детстве задавалась вопросом, умеют ли мужчины визжать. Оказалось – еще как умеют. Любой поросенок обзавидуется.
– Я не демон, – произнесла она, как ей показалось, очень убедительно.
– Не демон?! – Мужчина подозрительно сощурился. – Докажи!
Франгиз перекрестилась большим пальцем.
– Убедился?
– И правда, не демон. – Ксан-удильщик слегка успокоился, хотя плечи его все еще вздрагивали. – Но тогда кто же ты, создание, чей облик так страшен?
– Страшен? – оскорбилась Франгиз.
– И что ты делаешь в могиле?
– А что в ней делаешь ты? Судя по тому, что ты пришел сюда один и ночью, вряд ли что-то богоугодное!
– Это точно, – кивнул Ксан. Он, похоже, сообразил, что опасности нет, и успокоился. – Я пришел сюда за золотом. Судью похоронили только сегодня, и человек он был не бедный.
– Ты – грабитель могил, – осенило Франгиз.
Женщина гадливо поморщилась и отступила на шаг.
– Точно. Потомственный. И отец мой был грабителем могил, и отец моего отца. А отец моего деда был рабом, удравшим с галер царицы Орсобатис. А ты, значит, была выбрана в спутницы судьи в царство мертвых. Добровольно?
– Ну, – Франгиз поколебалась, но все же сказала правду, – не совсем.
– Повезло тебе, значит. Ну хорошо, займусь я, пожалуй, делом. – Ксан-удильщик распрямился и поднял с пола упавший фонарь.
– Ты не прикоснешься к этой могиле! – Франгиз попыталась загородить дорогу, но Ксан всего-то выбросил вперед ладонь. И она наткнулась на нее, как на стену.
– Эй, девочка! Я с самого детства ворочаю камни величиной с тебя. Я все равно заберу золото.
– Я все равно попытаюсь тебе помешать, – упрямо возразила она.
– Ты уже попыталась. Теперь посиди. Пей вино, ешь лепешки. Твоя совесть чиста.
Франгиз бросило в жар.
– Я боролась за свою жизнь!
– Я тоже, – ответил Ксан, разбирая мешок, – у меня, знаешь ли, семья.
Пока Удильщик рылся в могиле и набивал свою торбу золототканой греческой материей, драгоценными золотыми украшениями, посудой, украшенной камнями, оружием в узорных ножнах, упряжью, платьем, башмаками и просто золотыми и серебряными монетами разного достоинства, Франгиз не мигая смотрела в противоположную сторону.
– Все, – объявил грабитель и, крякнув, приподнял раздувшийся мешок, – отличный улов, клянусь своим фонарем.
– Потому ты и Удильщик? – спросила Франгиз.
– Ага. Эй, ты что? Никак плачешь? Вот чудное дело. Ты ведь христианка.
Франгиз кивнула, пытаясь справиться с собой.
– Значит, веришь, что душе на том берегу Леты не нужно ничего, кроме последнего причастия.
– Как ты можешь грабить мертвых?! – воскликнула она, глотая слезы.
– По-твоему, было бы лучше, если бы я грабил живых?
– Лучше, если бы ты жил честно.
– Если бы я жил честно, сегодня ты бы умерла в этой пещере.
– М-м, – Франгиз помотала головой, – я бы выбралась. Камень уже начал шататься.
Удильщик поманил ее рукой. Франгиз, наконец, выбралась из пещеры в Скале Молчания. В ночную прохладу. Как будто пересекла те самые летейские воды, о которых говорил Ксан, в другую сторону. Чувствовать на лице ветер, пахнущий морем, было настоящим блаженством.
– Гляди! Выбралась бы она.
Франгиз посмотрела в ту сторону, куда указывал Ксан, и содрогнулась. Она и не представляла, с чем попыталась спорить.
– Это было бы очень трудно… Но я бы выбралась.
– Надо же, какая! – Ксан качнул головой и, поставив на землю мешок и фонарь, принялся ставить камни на место, заваливая вход.
– Погоди, – Франгиз вдруг метнулась назад, схватила из каменной ниши все еще горевший светильник, в последний раз бросила взгляд на разоренное погребальное ложе своего отца и, загасив огонек, забрала лампу с собой.
– Тебя куда проводить? – Ксан грузил мешок на смирного ослика, тщательно вывязывая хитрые узлы. – Чего молчишь-то?
– Некуда мне идти.
Ксан выпрямился, оторвал взгляд от осла и внимательно посмотрел на женщину.
– Некуда пойти, кроме чужой могилы? Ну ты, мать, дожила!
– Так получилось.
– Плохо получилось, – изрек Ксан с таким видом, будто высказал что-то умное. Франгиз фыркнула.
– У тебя есть семья?
– Семья меня сюда и засунула.
– Все у вас, у богатых, не как у людей. И денег у тебя, небось, нет. Ну правильно, откуда у тебя деньги?
– Из могилы я не возьму, – возмутилась Франгиз.
– Ты… – Ксан вздохнул тяжело, словно все еще держал на плечах тяжелый мешок. – Тяжко тебе будет.
– Справлюсь.
Ксан-Удильщик посмотрел на нее долгим взглядом. Потом смерил груду камней у входа. Словно что-то прикидывал про себя.
– Пойдем, – сказал он, наконец, – вниз-то все равно по пути.
Франгиз больше не оглядывалась на Скалу Молчания. Ксан-Удильщик вел в поводу покладистого ослика, и стук его копыт по камню в теплой, хотя и ветреной ночи действовал успокаивающе. И когда они подошли к большой, почти высохшей пихте, неизвестно каким ветром занесенной на этот берег, от которой дорога расходилась на две, Франгиз, ни о чем не спрашивая, свернула за Ксаном и его четвероногим приятелем.
* * *
Тяжелее всего оказалось бодрствовать в четыре часа утра.
Франгиз с трудом удавалось держать голову прямо. Забыв приличия и воспитание, она зевала во весь рот, даже не прикрываясь рукавом. Самым обидным было то, что все вокруг в этот несуразный час выглядели отвратительно бодро. Впрочем, помойники! Разве ж можно с них требовать, чтобы они вели себя как нормальные приличные люди?!
…В касте отверженных и презираемых Франгиз приняли на удивление радушно. Ей показалось, что она, как блудный сын, вернулась к родному очагу после долгих странствий и вдобавок принесла богатые подарки.
Когда, уже под утро, сдав мешок и наскоро познакомив ее с Каллистосом, Ксан-Удильщик исчез в зыбком и неясном свете зарождающегося дня, Франгиз не держали ноги. Она не спала уже третью ночь, гробница отца отняла последние силы, но Удильщик, вместо того чтобы пройти в город через ворота, как человек, протащил ее «обезьяньей тропой». Франгиз впервые прикоснулась к тайне катакомб, но почти ничего не увидела, даже не осознала, что ей открылся кусочек той жизни, какую она, царевна по рождению, жена правителя не могла узнать ни при каком ветре. Пещера и пещера… После отцовской могилы ей было уже все равно.
