Вполне может быть.
Покинув сомнительную забегаловку Ричмонд, положив правую руку на рукоять пистолета, неспешно двинулся вдоль глухой бревенчатой стены, местами покрытой щербинами от пуль. Улица была пустынна. Но это не насторожило Кларка, по местным понятиям еще не закончилась сиеста. Он прошел уже полквартала, когда вдруг почувствовал, что его вежливо, но твердо взяли под оба локтя так, что про пистолет он вспомнил лишь тогда, когда увидел его в чужой руке. Нужно ли уточнять, куда смотрел ствол? Да нет, не в лоб, а в живот – так надежнее. Видимо, его уже успели ощупать и поняли, что кольчуги нет. То, что сопротивляться бесполезно, Ричмонд сообразил сразу, уж больно профессионально его схватили.
Кричать? Он бы, пожалуй, и крикнул, чем черт не шутит, когда Бог спит. Но неизвестные не дали ему даже рта раскрыть. Из переулка, такого узкого, что Ричмонд поначалу принял его за щель в заборах, неспешно выбралась ушастая лошадка, таща за собой экипаж. Дверца раскрылась на ходу, Ричмонда сноровисто толкнули туда, он даже сам не заметил, как это получилось, и не успел не то, что дернуться, крикнуть «Караул!» Двое вспрыгнули рядом и экипаж, влекомый неказистым животным так же неспешно продолжил свой путь. Ни один ставень не шелохнулся, ни один лишний звук не нарушил покой сонной улочки городка, которому местные жители так и не удосужились дать хоть какое-нибудь название.
Занавески в экипаже были задернуты и коляска катила в неизвестность. Впрочем, неизвестностью она была лишь для Ричмонда. Парни, которые его захватили, похоже, прекрасно знали, куда путь держат, и на кой им сдался заезжий моряк. Кларк был бы и сам не прочь это выяснить. Едва глаза привыкли к полумраку, он понял, что делит сомнительный уют одноместного экипажа с двумя довольно крупными ребятами: один из них был смуглым, но не мулатом, примесь чужой крови всегда видна, Черты его лица были правильны и ничем не напоминали «черное дерево», скорее наводили на мысли о солнечной Испании или даже Вечном городе Риме. Голову перехватывал черный платок с косо вышитым символом, каким, Ричмонд не разобрал. Рубахой он пренебрег, и кожаный жилет был натянут прямо на голое тело, сухое, но жилистое. В драке это был очень опасный противник, опытным глазом определили Ричмонд. Второй был рыж и веснушчат, не смотря на жару никакого головного убора не носил, видно, пышная шевелюра была вполне надежной защитой от солнца. Он был одет в светлую, почти новую рубаху. Традиционные штаны, довольно дорогие кожаные сапоги и широкие пояса довершали их наряды. Причем, перевязь поддерживала не банальные абордажные сабли, сделанные левой ногой, а тяжелые благородные шпаги. От такой Ричмонд бы и сам не отказался.
– Каперы его Католического Величества? – навскидку предположил пленник.
– Поднимай выше, – усмехнулся парень в жилете на голое тело, – мы смиренные служители нашей матери – церкви.
«Орден», – сообразил Ричмонд. Ну, теперь точно влип. Сам Господь не спасет. Эти: прав ты, виноват, живым не выпустят.
– Я только что прибыл в эти воды, – попытался все же выкрутиться Ричмонд, – и пока не успел ни с кем поссориться. Тем более, с Его Святейшеством.
– Зато ты успел кое с кем подружиться, – заметил тип в рубахе, который казался немного старше, – ты почти четверть часа проболтал со старым Дьюи. О чем?
Эти тоже вполне бегло говорили по-английски, обильно уснащая свою речь испанскими, итальянскими, французскими и даже индейскими словечками, но было понятно, что ссылка на языковой барьер не спасет. При нужде они бы объяснились на любом языке, включая «мертвую» латынь, язык жестов и понятный абсолютно всем в этих водах язык стали, небольших свинцовых шариков и качественной пеньки.
– Старик спросил меня, буду ли я доедать то, что по глупости заказал, – Ричмонд сделал попытку шевельнуть плечами, якобы разминаясь, и тут же получил чувствительный тычок под ребра от второго (без рубахи). Его так и не связали. Видимо, воины Иисуса были очень уверены в себе.
– Спросить – раз. Ответить – два. Вы разговаривали гораздо больше. Куда делось остальное время? Советую говорить правду прямо сейчас. Потом-то ты ее все равно скажешь, только не слишком внятно. Сломанные зубы они, знаешь, здорово мешают говорить. Да и на эшафот тебе придется вползать на локтях, а джентльмен должен идти на костер твердой походкой.
– Значит, если я не отвечу, о чем мы беседовали с бродягой, меня повесят как врага испанской короны, – уточнил Ричмонд, – а если исповедуюсь перед вами, как на духу, меня сожгут, как еретика.
– Зато сам выберешь, что тебе приятнее: петля или костер. Советую костер: душа бессмертна и ее спасение очень редко бывает таким близким, простым и надежным, – флегматично проговорил «братец» в жилетке.
– Не сказал бы, что ваш ассортимент поражает разнообразием и может удовлетворить любой вкус, – буркнул Ричмонд.
– Так мы же не в замке Черного Ангела, – резонно возразил второй, – вот там выбор шире: и дыба, на которой корчился еще великий Ромульани, и «испанский сапог», и колокол боли, и бассейн святого очищения и даже Кресло Следующего. А здесь что? Пара веревочек да железный брусок, вот и все, чем располагаем. Приходится нашим клиентам довольствоваться тем, что есть. Но, слава Господу, на обслуживание еще никто не жаловался, – «братец» сказал это почти с гордостью, и Ричмонд подивился – надо же так любить свою профессию.
– А нельзя ли как-нибудь сделать так, чтобы без меня обошлись и плаха и костер? – осторожно закинул удочку он.
– Отчего нет? – «братец» без жилетки был, видимо, настроен дружелюбно, – прими святую католическую веру, поклонись власти Его Святейшества, и костра ты, считай, избежал.
– Вообще-то я всегда считал Деву Марию достойной женщиной, – ответил Ричмонд, – а как на счет второй части? Насколько я знаю, никакого преступления я пока не совершил, лишь покормил голодного бродягу, исполнив тем самым завет Христа.
При этих словах оба «братца» вдруг непочтительно заржали.
– Если б ты его лишь накормил… – пояснил тот, что в рубахе, вытирая рукавом выступившие от смеха слезы, – милосердие угодно не только Богу, но и королям.
– Так в чем же дело? – начал уже вскипать Ричмонд.
– Ты дал ему две монеты. Серебряные монеты. Такими не подают милостыню, тем более здесь, где серебро стоит так дорого. Такими монетами расплачиваются за сведения. И мы хотим знать, что ты купил на эти монеты.
– Скажем, сведения о своей жене, сбежавшей с неким авантюристом…
– Такую ерунду тебе бы тут продали и за медь, – хмыкнул «братец», а за серебро и жемчуг здесь покупаются только одни сведения: что на уме у «берегового братства».
– А что на уме у «берегового братства», то, как правило, вплотную касается интересов короны, – добавил второй.
– И кто замечен в каких-либо отношениях с пиратами, или пособниками пиратов – преступник, подлежащий повешению за шею до тех пор, пока дыхание в нем не остановится и жизнь его не прекратится, – бесстрастно процитировал второй.
