— На тот момент в Гэтлине не было хранителя. — Мэриан неловко замолчала. — Поэтому один могущественный чародей послал запрос на нового хранителя, поскольку здесь находится Lunae Libri, да еще и «Книга лун».
Вот теперь все ясно, подумал я, а вслух сказал:
— Мэкон! Он попросил, чтобы ее прислали сюда? Не мог заставить себя держаться от нее подальше?
— Нет, — возразила Мэриан, вытирая лицо платочком. — Не он, а его мать, Арелия.
— А почему мама Мэкона выбрала мою маму хранительницей? Ей, конечно, было жалко сына, но ведь она знала, что они все равно не смогут быть вместе?
— Арелия — могущественная прорицательница, она может видеть фрагменты будущего.
— Типа как Эмма, только в чародейском варианте?
— Думаю, можно и так сказать. Арелия разглядела в твоей матери способность открывать истину — видеть то, что сокрыто. Думаю, она надеялась, что твоя мама узнает ответ, найдет способ, как чародеи могут быть со смертными. Светлые чародеи всегда хотели этого. Женевьева не была первой чародейкой, которая влюбилась в смертного. А может быть, Арелия сделала это ради сына.
На склоне холма семьи располагались на пикник. Мэриан остановилась. Мы еще раз обошли вокруг кладбища и оказались у могилы Мэкона. Где-то вдалеке виднелась фигура рыдающего ангела. Могила выглядела совсем не так, как на похоронах. Там, где раньше была просто грязь, теперь в тени двух необычайно высоких лимонных деревьев росло множество цветов. Могила заросла жасмином и розмарином. Интересно, пришел ли сюда сегодня хоть один человек?
Я прижал ладони к вискам, голова, казалось, вот-вот взорвется. Мэриан ласково положила руку мне на спину:
— Я знаю, слишком много всего, но это ничего не меняет. Твоя мать любила тебя.
— Ага, только вот папу — не очень, — огрызнулся я.
Мэриан схватила меня за руку и заставила повернуться к ней лицом. Лила была моей мамой, но еще и лучшей подругой Мэриан, и она не собиралась позволять мне так говорить о ней. Ни сегодня, ни в любой другой день.
— Не смей так говорить, Итан Уот! Твоя мама любила твоего отца!
— Но она переехала в Гэтлин не ради него, а ради Мэкона!
— Твои родители познакомились в Дьюке, когда мы писали диссертацию. Твоя мама уже стала хранительницей и проводила много времени в тоннелях под Гэтлином, она перемещалась между Lunae Libri и университетом. Она не жила в этом городе, в мире ДАР и миссис Линкольн. Она переехала в Гэтлин из-за твоего отца. Вышла из тьмы на свет, и поверь мне, для нее это оказалось не очень-то легко. Твой отец спас ее от себя самой, когда все мы оказались беспомощны. Даже мы с Мэконом.
Я посмотрел на лимонные деревья, отбрасывающие тень на могилу Мэкона, и на могилу моей матери сразу за ними. Вспомнил, как папа стоял там на коленях. Вспомнил о Мэконе, принявшем смелое решение быть похороненным здесь только ради того, чтобы лежать в тени того же дерева, что и моя мама.
— Она переехала в город, где все считали ее чужой, только из-за того, что твой отец не хотел уезжать, а она полюбила его, — повторила Мэриан, взяв меня за подбородок. — Просто он не был ее первой любовью.
Я с облегчением вздохнул. По крайней мере не все в моей жизни оказалось гигантской ложью. Она любила моего отца, несмотря на то что любила и Мэкона Равенвуда. Я взял арклайт из рук Мэриан. Мне хотелось подержать его — в нем заключались частички их обоих.
— Она так и не нашла ответа, так и не узнала, как смертные и чародеи могут быть вместе.
— Не знаю, возможно ли это. — Мэриан обняла меня, и я положил голову ей на плечо. — Ты — проводник, Итан. Кому знать, как не тебе?
Почти год назад я впервые увидел стоящую под дождем Лену. С тех пор ответа на этот вопрос у меня так и не появилось. Как и у моей мамы. Пока что у меня были одни неприятности. Неужели и с ней все было точно так же? Я посмотрел на шкатулку в руках у Мэриан и спросил:
— Поэтому мама умерла? Потому что пыталась найти ответ на этот вопрос?
Мэриан взяла меня за руку и отдала мне шкатулку, плотно сомкнув вокруг нее мои пальцы:
— Я рассказала тебе то, что знаю. Делай свои выводы сам, я не могу вмешиваться. Таковы правила. Перед лицом великого порядка вещей — я ничего не значу. Как и все хранители.
— Это неправда.
Мэриан много значила для меня, но я не мог сказать ей об этом. Моя мама тоже много значила — но это и так понятно. Мэриан улыбнулась и добавила:
— Я не жалуюсь. Я сама выбрала этот путь, Итан. Не всем дано выбирать свое место во Вселенной, в великом порядке вещей.
— Ты имеешь в виду, что Лене это не дано? Или, например, мне?
— Ты имеешь значение, нравится тебе это или нет, — ответила она, убирая челку с моих глаз, совсем как мама. — Лена — тоже. Это нельзя назвать выбором. Истина есть истина. Она редко бывает чистой и никогда — однозначной, как говорил Оскар Уайльд.
— Не понимаю.
— Любые истины легко понять, когда они открыты. Сложность в том, чтобы открыть их.
— Тоже Оскар Уайльд?
— Галилей, отец современной астрономии. Еще один человек, который решил сам найти свое место в порядке вещей и подвергнул сомнению идею, что Солнце вращается вокруг Земли. Он лучше, чем кто-либо другой, знал, что истину не выбирают. Мы можем только решить, что с ней делать.
Я взял шкатулку, потому что в глубине души понимал, о чем говорит Мэриан, хоть и мало что знал о Галилее, и еще меньше — об Оскаре Уайльде. Я стал частью всего этого, даже если мне это и не нравится. От этого не убежать, и прекратить видения — не в моей власти.
Мне остается только решить, что со всем этим делать.
6.17
ПРЫЖОК
К вечеру я с трудом дополз до кровати и изо всех старался не заснуть, чтобы не видеть снов. Говорят, что обычно снится то, о чем подумаешь в последний момент перед тем, как заснуть. Я старался не думать о Мэконе и маме, но эта история никак не шла у меня из головы. Я так устал думать о том, чтобы не думать о них, что и сам не заметил, как провалился в полную темноту, а потом…
…потом моя кровать превратилась в лодку.
Над головой мерно покачивались ветви плакучих ив, а над ними простиралось нереально голубое небо без единого облачка. Я повернулся и увидел шершавые доски, выкрашенные в ярко-голубой цвет, совсем как потолок у меня в спальне. Я лежал то ли в каноэ, то ли в лодке, которая плыла по реке.
Я сел, и лодка закачалась. С борта в воду соскользнула маленькая белая ладошка, и тонкий пальчик дотронулся до воды. Я смотрел на рябь, вдруг исказившую гладкую, как стекло, поверхность реки, где отражалось идеальное небо.
На корме, лицом ко мне, лежала Лена, одетая в белое платье, как из старинных черно-белых кинофильмов. Кружева, ленты и крошечные жемчужные пуговки. Она держала в руках черный кружевной зонтик, ее волосы, ногти, даже губы — все было черного цвета. Лена лежала на боку, одна рука свисала через борт, касаясь воды.
