– Море, пальмы, пляжи, ночные клубы.
Его самоуверенность и нежелание вникать в ее положение разозлили Натали.
– Я замужем. Ты об этом забыл?
– Если бы ты считала это серьезной причиной, то не стала бы изменять мужу, – нахально заявил Аркадий.
– Я была пьяна. Ты меня соблазнил.
– Ты сама хотела.
– Нет, не хотела.
– Ну хорошо, не хотела осознанно. Но подсознательно тебя тянуло ко мне с нашей первой встречи. Скажи, что это не так. Ну скажи.
Натали промолчала.
– Между тобой и твоим мужем нет ничего общего, – продолжил Аркадий. – Это видно со стороны, я тебе не вру, кого хочешь спроси. Зато мы с тобой созданы друг для друга. Мы должны быть вместе, а все остальное – пошло оно лесом!
– Ты думаешь только о себе.
– И этот подход меня не подводил.
Натали посмотрела на его смазливую мордашку, на которой не было ни капли смущения.
– Нет, – покачала головой она. – Я так не могу. Ты привлекательный мужчинка, признаюсь честно, мне с тобой было хорошо, но на этом наши отношения должны закончиться. Au revoir, mon ami!
[2]
Она развернулась к открытой двери, собираясь покинуть дом своего любовника, но Аркадий вдруг схватил ее за плечи, прижал к стене и начал стаскивать платье. Сначала Натали сопротивлялась, отталкивала его и царапала, но затем поняла, что делает это вяло и неохотно. Тело желало объятий, как бы ни противился разум.
И она сдалась.
Сделав это первый раз в прихожей, они переместились в спальню, на широченную кровать, где их разгоряченные тела вновь сплелись в языческое существо с двумя головами и восьмью конечностями. Натали полностью потеряла над собой контроль, словно была в бреду или под действием наркотиков.
…В себя она пришла на дорожке, ведущей к главному корпусу. На часах было семь вечера. Платье застегнуто правильно, на все пуговицы, на губах свежая помада. Скользнула ладонью по бедру – трусики тоже на месте. Судя по всему, она шла за дочерью. В памяти с трудом всплывали картинки, как она приводила себя в порядок у зеркала, как бесшумно покидала коттедж, пока Аркадий дрых на своем королевском ложе среди перекрученных простыней…
Так прошел ее день. А теперь она сидела рядом с мужем, пила шампанское, смеялась над шутками его гостя и понятия не имела, как ей быть дальше. Лететь на Бали – безумие, конечно. Однако кое-что в словах Аркадия звучало разумно, кое-что насчет Мити, о чем она уже размышляла вчера.
Натали посмотрела на мужа, который со счастливой улыбкой слушал очередную байку своего гуру. Все-таки нужно поговорить с ним… но только не сегодня. Сегодняшний вечер получился теплым, семейным, ей не хотелось портить его атмосферу.
Она решила отложить разговор до более подходящего момента.
* * *
За пару часов до того, как Митя и Леонидыч разместились на веранде с шотландским виски и ягнятиной, в городе Истра к дому по улице Маяковского подошел человек лет тридцати, одетый в клетчатую рубаху, мятые шорты, с сумкой на плече. На лице у него блестел пот, ввалившиеся глаза отрешенно разглядывали асфальт, на лице блуждала задумчивая улыбка.
Когда он свернул с тротуара к подъезду, из припаркованной рядом машины вышли трое крепких парней. Заметив их, человек уронил связку ключей и бросился бежать через палисадник, крепко прижимая к себе сумку и припадая на левую ногу. Еще один оперативник, дежуривший у соседнего подъезда, кинулся беглецу наперерез и ловкой подсечкой сбил его с ног.
Аскольд Козлов воткнулся лицом в грядку с гладиолусами, которые выращивала его соседка с первого этажа. Оперативники Истринского угрозыска навалились сверху, выкручивая руки и фиксируя запястья стальными браслетами.
– Ай! Ай! Ай! – орал Аскольд, брызгая слюной. – Я больше не буду! Не трогайте меня! Галя! Галя!..
Горюнов приехал в управление, когда заканчивался первичный допрос. У следователя от нетерпения подсасывало под ложечкой. Сейчас должно все решиться. Аскольд Козлов, в прошлом расчленивший свою мать, пойман. Оставалось найти доказательства его вины, но это будет несложно. Четыре года назад псих раскололся при первом общении с операми: рассказал, где спрятал орудие убийства, где закопал останки, подробно объяснил мотив поступка, который в коротком пересказе выражался словами: «Эта стерва меня достала!»
Шарафутдинов вышел из комнаты для допросов, разговаривая по мобильнику. Горюнову пришлось подождать, пока он закончит.
– Ну? – нетерпеливо спросил следователь, как только начальник угрозыска убрал трубку. – Как прошло? Рассказал?
– Все рассказал, Андрей Палыч.
– Что все?
– Историю жизни и смерти. – Шарафутдинов загадочно ухмыльнулся, и Горюнов понял, что его ждет разочарование. – Короче, Козлов здесь ни при чем. Никого он не убивал.
– Тогда где он пропадал?
– Он влюбился. В медсестру из Кащенко. Фролова Галина. Сейчас вот с ней разговаривал, позже ребят пошлю протокол оформить. Эти две недели он провел у нее в Москве.
– Не может быть!
– Что самое интересное, она к нему тоже неравнодушна. На пятнадцать лет старше. Козлов для нее – последний шанс. Любовь крутили еще в клинике. После выписки он ее навещал, а две недели назад все бросил и поехал делать предложение. Короче, эти две недели, в течение которых, как мы думали, он расчленял невинных девушек, Козлов безвылазно жил у нее на станции «Спортивная».
– Безвылазно? В том числе десятого и шестнадцатого июля?
– Медсестра подтвердила алиби на эти даты. Сутки напролет проводили вместе. Не могли оторваться друг от друга.
Горюнову захотелось выпить воды.
– Кто-нибудь, кроме нее, может это подтвердить? – спросил он. – Все-таки любовница – лицо заинтересованное.
– Фролова говорит, что алиби может подтвердить мать, с которой она проживает в одной квартире, – та готовила им завтраки. Еще соседи подтвердят. В сумке у него нашли фотоаппарат со снимками романтического отдыха: в парке, в «Макдоналдсе», на колесе обозрения. Оба счастливые, веселые, беззаботные, прямо голубки.
– Фотографии подготовлены заранее.
– Я не верю, что он мог организовать себе фальшивое алиби: сделать фотографии, подговорить любовницу, мать, соседей. Козлов – бывший псих. Первое преступление совершил после ссоры под влиянием импульса. Он не в состоянии планировать свои действия. А вот злодей, который похищает девушек, делает это очень хорошо, иначе бы мы его давно нашли. И потом, имеется косвенное свидетельство. Козлов все отрицает. Категорически. А если вы помните, то в первом деле, когда его взяли…
– Да-да, сразу признался. Черт!
Горюнов был расстроен. Шарафутдинов сочувствующе посмотрел на него.
