И вот теперь во мне возникает крик, беззвучный и огромный, словно уходящая в глубь меня черная дыра. Я не могу пошевелиться, не могу ничего сделать — только смотреть. Рэйвен не может так умереть! Не здесь, не так, не мгновенно, без боя!
«Хлоп и топ, и вышел вон». В памяти всплывает детская игра, с которой мы гонялись друг за другом по парку. «Хлоп! Ты вышел вон!»
Все это детская игра. Мы играем с блестящими игрушками и громкими звуками. Играем, разделившись на две команды, как и в детстве.
«Хлоп!» Раскаленная добела боль пронзает меня. Я инстинктивно хватаюсь за лицо и натыкаюсь на поврежденное место; пальцы задевают за ухо и тут же становятся мокрыми от крови. Должно быть, меня задело пулей.
Скорее потрясение, чем сама боль, заставляет меня очнуться, а тело — двигаться. Ружей у нас мало, но у меня есть нож — старый и туповатый, но все-таки хоть что-то. Я выхватываю его из кожаной сумочки на боку. Джулиан спускается по подмосткам, вертясь вокруг пересекающихся железных прутьев, словно обезьяна. Какой-то гвардеец пытается схватить Джулиана за голень. Джулиан изгибается и с силой бьет гвардейца ногой в лицо. Гвардеец отшатывается и выпускает его, и Джулиан пролетает последние несколько футов до земли и приземляется в хаос тел: заразные и военные, наша сторона и их сторона — все сплавилось в одно огромное, извивающееся, окровавленное животное.
Я подбегаю к краю подмостков и прыгаю. Несколько секунд, которые я лечу по воздуху — и превращаюсь на это время в мишень, — самые страшные. Я полностью открыта, уязвима. Две секунды, самое большее три — но они кажутся мне вечностью.
Я ударяюсь об землю, почти попав на регулятора, и лечу вместе с ним на землю, когда у меня подворачивается лодыжка и я падаю на гравий. Мы сплетаемся в клубок и отчаянно боремся. Регулятор пытается направить на меня свой пистолет, но я перехватываю его руку и с силой выворачиваю. Он вскрикивает и роняет пистолет. Кто-то пинает его, и пистолет вылетает из моей руки куда-то в пыльно-серый хаос.
Потом я вижу его буквально в футе от себя. Регулятор замечает его одновременно со мной, и кидаемся мы за ним вместе. Регулятор крупнее меня, но я быстрее. Я хватаю пистолет, на секунду опередив противника. Мои пальцы смыкаются на спусковом крючке, а пальцы регулятора хватают лишь землю. Регулятор взревывает в бешенстве и кидается на меня. Я замахиваюсь, бью регулятора пистолетом по голове и слышу треск, когда пистолет соприкасается с виском. Это задерживает регулятора, и я вскакиваю, пока меня не затоптали.
Во рту привкус металла и пыли, а голова начинает пульсировать. Я не вижу Джулиана. Я не вижу ни матери, ни Колина, ни Хантера.
Сотрясение взрыва, разлетающиеся камни и белая пыль замазки. Взрывная волна чуть не сбивает меня с ног. Сперва я думаю, что это, должно быть, случайно сработала одна из бомб, и я оглядываюсь, ища Пиппу, пытаясь избавиться от звона в голове, от жгучей, удушающей пыли, — и успеваю увидеть, как Пиппа незамеченной проскальзывает между двумя казармами и движется в сторону центра.
У меня за спиной часть подмостков трещит и начинает валиться. Крики взмывают волной. Меня толкают в спину: кто-то ломится вперед, пытаясь убраться подальше от падающего сооружения. Оно медленно- медленно, со скрипом, балансирует — а потом набирает скорость, с грохотом рушится на землю, накрывая неудачников всей своей тяжестью.
В стене теперь красуется зияющая дыра у самого ее основания. Я понимаю, что это, должно быть, работа самодельной бомбы, взрыв, на скорую руку подготовленный сопротивлением. Бомба Пиппы развалила бы стену надвое.
Но и этого оказывается достаточно: наши остальные силы уже хлынули в этот пролом — поток людей, которых вышвырнули или вынудили уйти, обездоленных и больных, вливается в Портленд. Этот поток налетает на гвардейцев, на неровный строй сине-белых мундиров, отшвыривает его и вынуждает пуститься в бегство.
Я потеряла Джулиана. Нет смысла пытаться найти его сейчас. Я могу лишь молиться, чтобы с ним ничего не случилось, чтобы он выбрался из этого месива живым и невредимым. И что случилось с Тэком, мне тоже неизвестно. В глубине души я надеюсь, что он отступил за стену вместе с Рэйвен, и на секунду мне мерещится, что стоит лишь Тэку унести ее обратно в Дикие земли, как она очнется. Она откроет глаза и обнаружит, что мир преобразился так, как она хотела.
А может, она не очнется. Может, она уже в ином странствии, отправилась разыскивать Блу.
Стараясь не дышать продымленным воздухом я пробираюсь к месту, где на моих глазах скрылась из вида Пиппа. Одна из гвардейских казарм горит. Я вспоминаю старый номерной знак, который мы нашли наполовину погруженным в грязь, когда уходили прочь от Портленда прошлой зимой.
«Жить свободным или умереть».
Я спотыкаюсь о чье-то тело. Желудок поднимается к горлу — на долю секунды меня одолевает темнота, свернувшаяся кольцами внутри, словно волосы Рэйвен на ноге Тэка — о господи, Рэйвен умерла! — но я сглатываю, восстанавливаю дыхание и продолжаю идти, драться и проталкиваться вперед. Мы желали свободы любить. Мы жаждали свободы выбирать. Теперь пришло время сражаться за нее.
Наконец я вырываюсь из боя. Я ныряю за здание казармы, выхожу на гравиевую дорожку между домами и направляюсь к неплотной группе деревьев, окружающих Бэк Коув. Лодыжка болит всякий раз, как я переношу на нее вес, но я не останавливаюсь. Я быстро вытираю ухо рукавом и решаю, что кровотечение уже замедлилось.
Возможно, у сопротивления есть дело в Портленде — но у меня здесь свое дело.
Хана
Вой сирены раздается прежде, чем священник успевает объявить нас мужем и женой. Вот только что все было тихо и упорядоченно. Музыка смолкла, толпа замерла, голос священника разносится по залу, перекатываясь над головами присутствующих. В тишине я слышу даже каждый щелчок камеры: затвор открывается и закрывается, открывается и закрывается, словно металлические легкие.
А в следующую секунду все приходит в движение, все превращается в хаос, в мешанину пронзительных воплей и воя сирен. И я мгновенно осознаю, что заразные здесь. Они пришли по наши души.
Чьи-то руки грубо хватают меня со всех сторон.
— Быстро, быстро! — Телохранители прокладывают мне путь к выходу. Кто-то наступает на подол моего платья, и я слышу, как оно рвется. Глаза жжет. Я задыхаюсь от слишком сильного запаха лосьона после бритья, от обилия тесно скученных тел.
— Скорее, уходим!
Рации взрываются треском помех. Решительные голоса выкрикивают что-то на кодовом языке, которого я не понимаю. Я пытаюсь обернуться, чтобы отыскать мать, и меня чуть не сбивает с ног напором уводящих меня охранников. Я на миг замечаю Фреда в окружении его телохранителей. Лицо у него бледное. Он что-то кричит в мобильник. Я очень хочу, чтобы он посмотрел на меня. В это мгновение я забыла про Касси, забыла про все. Мне очень нужно, чтобы он сказал мне, что все в порядке. Очень нужно, чтобы он объяснил мне, что происходит.
