— Сколько детей им поручено?
— Не знаю, но, судя по ее виду, она может справиться с целым выводком.
У меня горят щеки и грудь. «Она» — это я.
Я ищу взглядом моих родителей или миссис Харгроув, но не нахожу их. Я даже Фреда не вижу и на мгновение меня захлестывает паника: я в зале, полном чужих людей.
Тут я и осознаю, что у меня нет больше друзей. Наверное, я подружусь с друзьями Фреда, людьми нашего круга и уровня, людьми, у которых сходные интересы. Людям нравятся эти люди.
Я глубоко вздыхаю, силясь успокоиться. Мне не следует так себя чувствовать. Я должна быть храброй, уверенной и беззаботной.
— По-видимому, с ней в прошлом году, перед исцелением, были некоторые проблемы. У нее начали проявляться симптомы...
— Да они у многих проявляются, разве нет? Именно поэтому столь важно, что новый мэр вступил в союз с АБД. Кто способен нагадить в памперс, того можно и излечить. Я так считаю.
— Марк, пожалуйста, давай не...
В конце концов, я замечаю Фреда в другой конце зала; его окружает небольшая толпа, а по бокам два фотографа. Я пытаюсь пробиться к Фреду, но толпа она, похоже, по ходу вечера все растет и растет, перекрывает мне путь. Я получаю локтем в бок и, споткнувшись, налетаю на женщину с большим бокалом красного вина в руках.
— Извините, — бормочу я, протискиваясь мимо. Я слышу, как кто-то хватает ртом воздух. Раздаются нервные смешки. Но я слишком сосредоточена на том, чтобы пробиться через толпу, и меня не беспокоит, что я привлекаю к себе внимание.
Потом ко мне пробирается мать. Она крепко хватает меня за локоть.
— Что с твоим платьем?! — шипит она. Я опускаю взгляд и вижу на груди расползающееся красное пятно. Меня разбирает неуместный смех: пятно выглядит так, словно меня подстрелили. К счастью, мне удается сдержать смех.
— Меня облила одна женщина, — сообщаю я, отцепляя ее руку. — Я как раз собралась пойти в уборную.
Стоит мне произнести эти слова, и я чувствую облегчение: у меня будет перерыв!
— Ну, так поторопись! — Мать качает головой с таким видом, словно это я виновата, что меня облили. — Фред скоро будет произносить тост.
— Я быстро, — обещаю я.
В коридоре намного прохладнее. Мои шаги заглушает роскошный ковер. Я направляюсь в дамскую комнату, наклонив голову, чтобы не встречаться взглядами с немногочисленными гостями, просочившимися в коридор. Какой-то мужчина громко, хвастливо говорит в мобильник: «Здесь у всех такие деньги!» Пахнет сухими духами и слегка — сигаретным дымом.
Я подхожу к уборной, берусь за ручку двери — и застываю. Изнутри доносятся голоса, потом раскат смеха. Потом отчетливо слышатся слова какой-то женщины:
— Из нее получится хорошая жена для него. Это правильно, особенно после того, что произошло с Касси.
— С кем?
— С Касси О'Доннел. Его первой парой. Не помнишь?
Я так и стою, держась за ручку. Касси О'Доннел. Первая жена Фреда. Мне практически ничего не говорили о ней. Я жду, затаив дыхание, надеясь, что собеседники скажут еще что-нибудь.
— Конечно-конечно. Когда это было? Два года назад?
— Три.
Другой голос:
— Знаете, моя сестра училась с ней в одной школе. Тогда ее звали по среднему имени, Меланея. Не прав да ли, дурацкое имя? Сестра говорит, она была законченной сучкой. Но я думаю, в конце концов, она получила свое.
— Мельницы Господни...
Шаги, приближающиеся ко мне. Я отступаю вбок, но недостаточно быстро. Дверь распахивается. В дверном проеме появляется женщина. Она, вероятно, на несколько лет старше меня и глубоко беременна. Она испуганно отступает, давая мне дорогу.
— Вы заходите? — любезно интересуется женщина. Она не выказывает ни замешательства, ни смущения, хотя наверняка подозревает, что я подслушала их разговор. Ее взгляд прикован к пятну на моем платье.
За ее спиной, у зеркала стоят еще две женщины и смотрят на меня с любопытством и весельем.
— Нет! — выпаливаю я, разворачиваюсь и иду прочь по коридору. Мне так и представляется, как эти женщины переглядываются, ухмыляясь.
Я сворачиваю за угол и безрассудно несусь по другому коридору. В нем даже тише и прохладнее, чем в первом. Не надо мне было пить то шампанское, от него теперь голова кружится. Приходится держаться за стену.
Я никогда особо не думала про Касси О'Доннел, первую пару Фреда. Все, что мне известно, — это что они были женаты семь лет. Должно быть, случилось что-то ужасное. Ведь разводов больше нет. Они просто не нужны. Они практически вне закона.
Возможно, Кассия не могла иметь детей. Биологический дефект может стать основанием для развода.
Мне вспоминаются слова Фреда: «Боюсь, мне подсунули брак». В коридоре прохладно, и меня бьет дрожь.
Табличка указывает на дорогу к дополнительной уборной вниз, по лестнице, застланной ковром. Здесь совершенно тихо, если не считать негромкого электрического жужжания. Я держусь за перила, чтобы не упасть из-за каблуков.
У подножия лестницы я останавливаюсь. Здесь ковров нет, и пол почти тонет в темноте. Я прежде бывала в Харбор-клубе всего дважды, оба раза с Фредом и его матерью. Мои родители никогда не были его членами, хотя теперь отец подумывает о вступлении. По словам Фреда, половина бизнеса страны сосредоточена в гольф-клубах наподобие этого. Именно потому Консорциум тридцать лет назад сделал гольф национальным спортом, так он говорит.
В идеальной партии в гольф нет ни единого впустую потраченного мгновения. Ее отличительные черты порядок, стиль и эффективность. Все это я узнала от Фреда.
Я прохожу мимо нескольких банкетных залов, совершенно темных, наверное, их используют для частных торжеств, - и, наконец, узнаю клубное кафе, где мы с Фредом однажды обедали. Наконец, я нахожу женскую уборную: розовая комната, напоминающая гигантскую надушенную подушечку для булавок.
Я подбираю волосы наверх и быстро промакиваю лицо бумажным полотенцем. С пятном я ничего поделать не могу, потому снимаю с пояса кушак и набрасываю его на плечи, как шарф, завязав узлом на груди. Не самый лучший вид, но хоть какое-то подобие приличия.
Теперь, когда я привела себя в порядок, до меня доходит, что мне вовсе не обязательно идти отсюда к лифту: если повернуть налево, можно возвратиться в бальный зал коротким путем. По пути я слышу негромкие голоса и шум телевизора.
Полуоткрытая дверь ведет в предбанник кухни. Несколько официантов — узлы галстуков ослаблены, верхние пуговицы рубашек расстегнуты, фартуки сняты и, скомканные, валяются в углу — собрались вокруг маленького телевизора. Один из официантов закинул ноги на блестящую металлическую стойку.
— Сделай погромче, — говорит девушка из кухонной прислуги. Официант с ворчанием подается вперед, сбросив ноги со стойки, и тычет в кнопку «громкость». Когда он усаживается обратно, я замечаю картинку на экране: колеблющаяся масса зелени, пронизанная струйками темного дыма. Меня пробирает нервная дрожь, и я невольно застываю.
