Лола горько вздохнула и поудобнее перехватила кофеварку.
Мелькнула мысль не тащить ее наверх, а бросить прямо здесь, у подъезда, но раз
Маркиз велел нести ее домой, то придется слушаться, она и так уже
опростоволосилась с этой чертовой кофеваркой, сколько времени из-за этого
потеряли…
Пыхтя и уныло поругивая своего напарника и компаньона, Лола
поднималась на свой пятый этаж и остановилась передохнуть на четвертом.
Показалось ей или нет, что из-за двери соседа она услышала игривый Оксанкин
смех?
Лола подошла к двери и прислушалась – нет, все было тихо.
Хотя сосед дома, она видела его машину.
«Мерещится уже, – подумала Лола сердито, – нервы
ни к черту, отдохнуть бы…»
Тут она поскорее отскочила, поскольку если кто-нибудь из
соседей застанет ее подслушивающей под чужой дверью, будет очень неудобно.
Илья Аронович Левако жил один.
Это вовсе не значит, что он был мрачным одиноким
мизантропом, затворником и занудой – совсем наоборот. Старый адвокат жил в свое
удовольствие, он ценил все доступные радости жизни – хорошее французское вино,
дорогие коньяки, тонкую кухню, всевозможные деликатесы, в особенности
замечательные французские сыры – от пахучих нормандских камамберов и бри до
подернутого нежной голубоватой плесенью рокфора и сент-огюра или ароматного
марбье с прослойкой сажи от пастушеского костра. От случая к случаю мог
выкурить гаванскую сигару, хотя обычно не курил, считая курение вредным для
здоровья. Любил Левако и женское общество, предпочитая румяных смешливых
блондинок. Но в собственном доме, точнее – в собственной весьма благоустроенной
квартире, обставленной антикварной мебелью и увешанной прекрасной живописью и
гравюрами, Левако не терпел постороннего присутствия, общался с друзьями и
подругами преимущественно на стороне, в ресторанах и отелях. Он
руководствовался известным английским правилом «Мой дом – моя крепость» и
понимал это правило почти буквально.
«Понимаете, Леонид, – говорил он как-то Маркизу, –
вот, допустим, эта дама, с которой вы видели меня вчера. Она очень мила,
привлекательна, умеет хорошо одеваться, с ней приятно показаться на вернисаже
или на театральной премьере, приятно провести пару часов в приличном ресторане
или даже пару недель на каком-нибудь средиземноморском курорте. С ней даже есть
о чем поговорить: она прекрасно разбирается в английской литературе, немецком
кино и французских винах. Но если я представлю – только представлю! – что
она семь дней в неделю живет в моей квартире, каждое утро пользуется моей
ванной, снимает с полки мои книги, переставляет вещи на моем письменном столе –
меня охватывает невыносимое раздражение! Так лучше не доводить до этого и
держать всех на известном расстоянии».
Поэтому даже Маркизу приходилось бывать у Левако считанные
разы.
Так что теперь, воспользовавшись своими первоклассными
отмычками и без труда открыв дверь квартиры, он с интересом обследовал жилище
адвоката.
Кстати, он в который раз отметил про себя, что самые лучшие
швейцарские замки, которыми адвокат очень гордился, помогают от проникновения в
квартиру профессионала ничуть не лучше самого простого отечественного замка. Ну
самое большее, потратил он на эти замки не одну минуту, а полторы.
Зато сигнализацию Левако не захотел у себя ставить: ему
неприятно было давать сотрудникам охранной фирмы комплект ключей и
представлять, что они в его отсутствие будут хозяйничать в квартире.
– Ну так будут хозяйничать другие люди, –
проговорил Леня, входя в прихожую. – Допустим, я здесь не сделаю ничего плохого,
но ведь не все такие порядочные, как я.
Прихожая адвоката была отделана в силе хай-тек –
серо-голубые стены, хромированные светильники, ст??клянные полки и бесконечное
количество зеркал в металлических рамах. Свободные места на стенах занимали
японские цветные гравюры – рыбы, птицы, цветущие хризантемы и актеры театра
кабуки.
Леня одобрил вкус адвоката. Удивило его только то, что
посреди прихожей валялось несколько разрозненных ботинок и шелковое кашне. Леня
знал, что Левако патологически аккуратен и не терпит малейшего беспорядка.
Кроме того, к адвокату дважды в неделю приходит наводить чистоту аккуратная
пожилая женщина, для которой он делал исключение из своих правил.
Поэтому даже небольшой беспорядок, который в любой другой
квартире показался бы вполне оправданным, здесь выглядел совершенно неуместно.
– Странно… – протянул Леня.
Он наклонился и поднял с пола шелковое кашне.
На золотистой ткани шарфа темнело какое-то подозрительное
пятно. Маркиз поднес шарф к свету и помрачнел: пятно было очень похоже на
кровь…
– Да откуда тут кровь… – пробормотал он
неуверенно. – Наверное, какой-нибудь соус, либо томатный, либо с красным
перцем… Левако обожает всякие острые соусы…
Впрочем, его и самого эти слова не убедили.
Положив кашне на низкое канапе, обитое серым велюром, Леня
двинулся дальше по квартире адвоката.
Слева по ходу была дверь кабинета. Толкнув ее, Маркиз
заглянул внутрь.
В отличие от прихожей кабинет Левако был оформлен в
классическом, немного тяжеловесном стиле: массивная мебель темного ореха, ряды
книг с тиснеными переплетами, по стенам – старинные портреты в тяжелых золотых
рамах, пол покрывал бежевый ковер с густым ворсом.
И здесь, как в прихожей, царил несвойственный адвокату
беспорядок: ящики письменного стола выдвинуты, картины на стенах перекошены, на
полу – разбросанные бумаги… больше всего это напоминало картину поспешного,
неаккуратного обыска.
– Не нравится мне все это! – проговорил Леня,
выходя из кабинета и двигаясь дальше.
Следующая дверь вела в спальню.
И здесь беспорядок был просто вопиющим: золотистое шелковое
покрывало сдернуто с кровати на пол, из-под него сиротливо выглядывает
единственный черный носок, платяной шкаф распахнут, и его содержимое разбросано
по ковру, с прикроватной тумбочки сброшена бронзовая антикварная лампа…
Окинув спальню взглядом и еще больше помрачнев, Леня перешел
дальше, в ванную комнату.
Ванная была едва ли не самым большим помещением в квартире.
В центре ее, на закругленном подиуме, красовалась огромная ванна на бронзовых
львиных лапах, над которой нависали массивные позолоченные краны. Стены и пол
помещения покрывала крупная черная, с золотом, плитка, из-за которой комната
была похожа не на обычный санузел, а на древнее языческое святилище. Можно было
подумать, что адвокат не моется здесь по утрам, а совершает кровавые
жертвоприношения.
В дальнем углу стояла просторная душевая кабина, сложная и
красивая, как космический корабль из фантастического фильма. Здесь были и
форсунки для разных видов гидромассажа, и устройство для подачи сухого пара, и
сложная система подсветки, и даже музыкальный центр, чтобы, принимая душ,
адвокат мог прослушивать любимые мелодии Баха или Вивальди.
