— …Я не сделаю вам дурного, мисс, — услышал я. — Слово
джентльмена. Напротив, я так благодарен вам за то, что вы явились из ниоткуда
скрасить моё одиночество. Доверьтесь мне. Вот моя рука. Я не злоупотреблю вашим
доверием. Мы с вами в этом мрачном мире одни, так давайте держаться друг друга…
Я прижимался к ноге Летиции и вдруг почувствовал, что
девочка дрожит. Неужели в самом деле продрогла? Это в плаще-то? Да и ночь
совсем не холодная.
— Мне нужно осмотреть пленника, — сказала моя питомица,
отодвигаясь от двери. — Капитан волнуется. Из-за выкупа.
Добродушный Мякиш без лишних слов отодвинул засов.
В слабом свете подвешенной к потолку лампы нам предстало
необычное зрелище.
Лорд Руперт стоял на одном колене и, учтиво приложив руку к
груди, вёл беседу с небольшой крысой, которая сидела на канатной бухте и
зачарованно внимала ласковым речам. Уж не знаю, как капитан Грей определил пол
зверька, но, полагаю, в таких вопросах его светлости можно доверять.
Увидев Летицию, крыса сердито фыркнула, ощерила зубки и
выскочила наружу.
Смущённый лорд Руперт поднялся на ноги.
— Она проскочила в дверь, когда вы уходили. Надеялась
полакомиться пенькой. А вместо этого стала объектом моих домогательств. Думаю,
ещё минута-другая, и она подала бы мне лапку.
Я-то в этом не сомневаюсь. У Грея большой опыт завоевания
женских сердец. Не устояла бы перед ним и остромордая мисс.
Летиция закрыла дверь.
— Я вытащу вас отсюда, — тихо сказала она. — Я дала слово, и
я его исполню. Вот пистолет. Когда откроется дверь, оглушите часового. К корме
привязан баркас. Мы уплывём в Форт-Рояль или куда пожелаете!
Он взвесил в руке оружие и вернул его обратно.
— Я очень признателен вам. Но у меня принцип: я не причиняю
зла людям, которые не сделали мне дурного.
Девочка рассердилась, хотя только что сама не смогла напасть
на дядю Мякиша.
— Не говорите глупостей! Он стоит на пути к вашей свободе!
Лорд Руперт рассудительно заметил:
— Если начнёшь истреблять всех, кто стоит на твоём пути, в
конце концов останешься на свете один.
— Тогда поступите иначе. Пообещайте Дезэссару, что не
попытаетесь сбежать. Всё равно среди моря некуда. А потом снова возьмите слово
обратно. Это по крайней мере избавит вас от кандалов на время плавания.
Но невозможный человек отверг и это предложение:
— Такой шаг вступил бы в противоречие с другим моим
принципом. Я не даю честное слово, когда твёрдо знаю, что возьму его обратно. В
прошлый раз я думал, что больше не смогу двигаться, только поэтому и пообещал.
У Летиции сжались кулаки, а на глазах выступили злые слёзы.
— Человек, у которого слишком много принципов, на этом свете
не выживет!
— Напротив, — улыбнулся он. — Твёрдые правила очень упрощают
жизнь. Не приходится ломать голову, как следует поступить в трудной ситуации.
— Ну и сидите тут в цепях, несчастный идиот!
Топнув ногой, она вышла вон. На прощанье я сочувственно
покивал Грею, который задумчиво смотрел вслед девочке.
Когда Мякиш запирал, засов никак не желал задвигаться.
Часовой сопел и кряхтел, согнувшись в три погибели и повернувшись к нам спиной.
Я видел, как рука Летиции скользнула под плащ, и зажмурился.
Но ничего не произошло.
Мы поднялись наверх, где шумел ветер и в темноте над головой
хлопали паруса.
Летиция всхлипывала.
— Я не настоящая женщина, — говорила она, придерживая меня
рукой. — Настоящая женщина ради любимого совершит что угодно и не сочтёт это за
грех. А я предательница. Сначала я предала отца. Теперь любимого. Ах, Клара, я
слабая и скверная!
Я протестующе заверещал: «Ты не скверная, просто у тебя
благородное сердце! И перестань называть лорда Руперта „любимым“, это нас до
добра не доведёт». Но она, конечно, ничего не поняла.
Палубу качнуло, девочку отшвырнуло к борту. Она устояла на
ногах лишь потому, что схватилась за вант. Фок-мачта натужно заскрипела под
напором ветра.
— Чтоб ты за борт вывалился, ублюдок! Чтоб тебя там акулы
сожрали! — донёсся откуда-то сиплый голос.
Это проснулась в своей деревянной клетке бешеная Марта. Три
её товарки лежали, прижавшись друг к дружке. А бунтарка сидела на палубе и
грозила нам кулаком.
Летиция приблизилась к загону.
— Вам что-нибудь нужно? — спросила она участливо. — Еды, или
воды, или укрыться от холода?
— Мне нужно, чтоб с норд-оста налетел хороший шквал и
швырнул эту поганую лохань на рифы Адского Мыса! — Глаза Марты блеснули
свирепым фосфоресцирующим блеском. — Там такие острые скалы! Никто не спасётся!
Моя девочка удивилась.
— Вы говорите так, будто знаете морское дело.
Что-то в лице Марты изменилось. По-моему, она узнала того,
кто давеча заступился за женщин.
— Папаша у меня был рыбак. Я с ним всегда в море ходила…
Впервые фурия произнесла нечто внятное, к тому же безо
всякой брани.
— А что случилось потом?
— Старый дурак потом и оставил нас одних. Чтоб не продавать
дом, мамаша продала меня. Я ей говорю: «Сдохну, а шлюхой не буду. Последнее
дело — кобелиться за деньги». А она говорит: «Ну и сдохни. Твоё дело. Мне
малышей поднимать». Сука!
Летиция встала возле самой решётки, просунула руку, отвела с
лица Марты спутанные волосы.
— Сколько тебе лет?
— Скоро семнадцать.
Я не поверил ушам. Выходит, она совсем девочка, а выглядит,
будто заезженная портовая кляча.
— Значит, ты умеешь ходить под парусом? — спросила моя
питомица, оглядываясь на квартердек. Но его в темноте было совсем не видно.
* * *
Трудней всего было спустить в баркас чёрных девушек. Они не
привыкли к морю, к качке и замирали от ужаса, когда с верхушек волн срывалась
белая пена. Но ещё больше они боялись своей неистовой товарки. Шипя на них,
раздавая затрещины, ругаясь страшными словами, Марта заставила-таки бедняжек
перебраться в лодку. Для этого пришлось каждую обвязать верёвкой.
