— У моих — обязательно. О, женщины, женщины! Дураком будет
тот, кто им поверит. Я прошу прощения, дружище Эпин, за этот взрыв негодования.
К тому же я, кажется, нанёс увечье ни в чём не повинному человеку? — Он
оглянулся на дом, откуда всё неслись вопли — словно собирался вернуться и
принести извинения. — А-а, всё равно. Идёмте, приятель. Остаётся ещё одна
надежда…
И мы двинулись дальше.
По третьему адресу нам, наконец, повезло. Ленивая заспанная
девка в холщовой рубахе предъявила штурману двойню. А заодно уж покормила
крошек. Пока они сосали её здоровенные груди, Логан произвёл осмотр. Не знаю,
как он сумел в полумраке разглядеть веснушки на крошечных ушах двух малюток
(волосы на их головёнках ещё не выросли), но остался доволен. Вручил
родительнице золотые серьги, да ещё мониста в придачу. Поцеловал в щёку, назвал
умницей и пошёл к двери.
— Не хочешь узнать, как их зовут? — спросила кормящая мать,
разглядывая подарки.
— Господь знает Своих сыновей, а мне незачем.
— Это дочери.
Он пожал плечами — ему было всё едино. Сомневаюсь, что дочки
когда-либо увидят своего папашу вновь.
— Я богач! — говорил Гарри, чуть не приплясывая. — Две живых
души. Это значит, я не только расквитался, но дал Всевышнему очко вперёд. Он
мой должник!
— Куда мы идём теперь? — спросила Летиция, которой надоело
болтаться по тёмным закоулкам. — Мне нужна аптека.
— Пора проведать моего сорванца Джереми. Папуся так по нему
соскучился! — Голос штурмана дрогнул. — Это близко, пять минут.
Дом, к которому он привёл нас теперь, был нарядней
предыдущих. Стены его были выкрашены белой краской, к фасаду примыкала терраса
с резными перильцами.
— Я забочусь о моём Джереми. Уезжал — оставил сотню ливров.
И потом из Бордо с одним приятелем передал, — похвастался Логан и заорал: — Эй,
Нана, просыпайся! Это я!
От крика из-за соседнего угла шмыгнула напуганная кошка. И
что-то ещё там шевельнулось. Я отлично вижу в темноте, поэтому различил контур
человека. Голова его была обвязана платком, в ухе блеснула серьга, челюсти
сосредоточенно работали, пережёвывая табак. Мне этот субъект не понравился.
Почему он прячется? В таком городе, как Форт-Рояль, да ещё в нынешние тощие
времена, запросто могут прирезать из-за кошелька и даже пары хороших башмаков,
а мои спутники по местным меркам выглядели богатеями: оба в париках, в
добротной одежде.
Я издал предостерегающий клёкот, и Летиция обернулась, но
подозрительным тип повернулся и быстрым шагом, почти бегом, удалился, туда ему
и дорога.
— Джеми, детка, твой папуся вернулся! — заорала из окна
круглолицая негритянка. — Папуся привёз тебе гостинцев, вставай!
Нана выкатилась на террасу, низенькая и круглая, очень
похожая на тыкву. Обхватила ирландца в объятия, но он нетерпеливо высвободился
— и поскорей вошёл в дом. Мы с Летицией остались снаружи, наблюдали семейную
сцену через открытое окно.
Встреча отца с любимым чадом была бурной, но недолгой. Гарри
вытащил из постельки пухлого бутуза с кожей цвета какао и огненно-рыжими
кудрявыми волосами. Мальчонке был, наверное, годик или чуть больше. Штурман
тряс его, целовал, а ребёнок вёл себя так, как всякий нормальный младенец,
разбуженный среди ночи — испуганно орал и сучил ножками.
— Ты мой маленький талисман! — всхлипывал сентиментальный
ирландец, не обращая внимания на вопли сына. — Всё, что делает папуся, он
делает ради тебя! Скоро ты будешь спать в золотой колыбельке и кушать с золотых
тарелок!
— У него уже два зуба есть, — сообщила в этой связи Нана,
что вызвало у родителя новый взрыв восторга.
Зубы были предъявлены и любовно осмотрены. На этом встреча,
собственно, закончилась.
Логан сунул малыша матери и стукнул её кулаком в ухо.
Она покачнулась. Без особенного удивления, во всяком случае
без обиды поинтересовалась:
— За что это ты меня ударил, Гарри?
— Чтоб берегла моего сынишку, как зеницу ока. Если с ним что
случится, ты знаешь, что я с тобой сделаю.
— Знаю, — вздохнула она. — Только зря ты такое говоришь. Уж
я ли…
— Ладно, Нана, заткнись. Это тебе. — Он кинул на стол
кошелёк. — Скоро я вернусь, и тогда мы заживём по-другому.
На улице Летиция спросила:
— Мальчуган, конечно, очень славный, но почему из всех своих
детей вы отличаете именно его?
— Потому что он принесёт мне удачу. — Гарри подмигнул. — А
теперь, Эпин, мы с вами пойдём в одну славную таверну, где нам за полдуката
дадут комнатку под крышей. Ни один пёс не сможет нас там подслушать.
— Мне нужно в аптеку.
— Потом сходите. Если такие мелочи ещё будут вас
интересовать после нашего разговорца. Аптека старого Люка на главной площади,
слева от церкви. Можно звонить в любое время суток, он привык. Ночью туда
частенько приползают те, кому попортили шкуру в какой-нибудь потасовке.
— Тогда я предпочёл бы заглянуть к мсье Люку прямо…
В отличие от Летиции, меня очень интересовало, что за важную
беседу собирается провести с нами Логан. Поэтому я летел совсем низко над ними
и не смотрел по сторонам. Только этим можно объяснить, что я прошляпил
опасность. Как говорят в таких случаях самураи, прежде чем совершить харакири:
«Мне нет прощения».
Единственным оправданием мне может служить то, что переулок,
в котором это произошло, был совсем не освещён. Если б не луна и звёзды,
темноту без преувеличения следовало бы назвать кромешной.
Из мрака с быстротой хищников, бросающихся на добычу,
выскочили три тени.
Один человек сзади накинулся на Летицию, обхватил за плечи и
приставил к горлу нож. Ещё двое взяли под руки штурмана.
— Поверни-ка его мордой к луне, — донёсся хриплый голос,
говоривший по-английски. Логану рывком запрокинули голову. — Это он! Я не
ошибся!
Первое оцепенение, естественное при таких обстоятельствах,
миновало. Я приготовился к драке. У меня большой, исключительно крепкий клюв. Я
никогда не пробовал, можно ли им пробить человеческий висок, но теперь готов
был попытаться. Я мирный попугай, принципиальный враг всяческого насилия; я
люблю людей — но моя питомица мне дороже принципов и всего человечества вместе
взятого.
