Согласно королевскому эдикту, призванному защитить
французские мануфактуры, носить одежду из привозного шёлка строго-настрого
возбранялось. С нарушителей указа предписывалось прилюдно сдирать запрещённый
наряд и взыскивать огромный штраф, а неспособных к уплате заточать в тюрьму.
Девушка несомненно прибыла в страну совсем недавно и не
знает, какой подвергается опасности. Нужно её предупредить, пока какие-нибудь
завистники (а скорее завистницы) не наябедничали страже.
Я опустился спасительнице на плечо и рванул клювом узорчатый
рукав так, что ткань затрещала. Казалось бы, смысл моего поступка был предельно
ясен: скорее переоденься!
Но она, увы, не поняла.
— Кыш! — вскричала она, сбросив меня. — Дура неблагодарная!
Ну вот, дырка!
Я летал вокруг неё и кричал, она грозила мне кулаком. Со
всех сторон пялились зеваки, привлечённые необычным зрелищем.
Кто-то из женщин, добрая душа, крикнул:
— Мадам, коли вам охота форсить, носите шёлк, когда
стемнеет! Все так делают!
Но медноволосая не поняла или не расслышала.
В любом случае было уже поздно. Через толпу проталкивался
одноглазый человек в засаленном синем кафтане с красными отворотами. Люди
неохотно перед ним расступались.
Я знал его — много раз видел на улице. То был сержант
городской стражи по прозвищу Кривой Волк, грубиян и мздоимец, каковыми
изобилует полиция всех известных мне стран.
— Нарушение эдикта тыща семисотого! — завопил он и схватил
девушку за руку. — Попалась, киска! Сейчас сдеру твою китайскую гадость и
заголю тебя всем на потеху, будешь знать!
Само собой, делать этого он бы не стал, ибо зачем же портить
дорогую вещь, которую потом можно втихую продать. Вымогатель хотел лишь
запугать свою жертву, чтобы «конфисковать» платье, а заодно слупить отступного.
— А ну марш за мной в караулку, дамочка!
Он потянул её за собой. И здесь случилось нечто совершенно
поразительное. Вместо того чтоб идти за стражником либо упираться, вместо того,
чтоб возмущаться или молить о снисхождении, барышня повела себя исключительно
не по-женски.
Сначала она двинула сержанта носком острого башмака по
голени. Через нитяной чулок удар должен был получиться весьма чувствительный —
Кривой Волк заорал и выпустил пленницу. Воспользовавшись тем, что рука
освободилась, девушка двинула служителя закона кулаком в нос, расквасив его в
кровь. А в заключение стукнула полицейского сундучком по лбу. Раздался гулкий
металлический звук (уж не знаю, от лба или от сундучка), и обомлевший стражник
шлёпнулся на задницу.
Такая сноровка в драке сделала бы честь любому забияке из
матросского кабака.
— А вы что смотрите?! — возмущённо обратилась победительница
к зрителям. — На ваших глазах нападают на даму, и никто не заступится! И это
галантные французы!
Топнув ногой, она пошла дальше. Зеваки молча смотрели ей
вслед. Лица у них были испуганные.
Нанесение побоев королевскому стражнику при исполнении
обязанностей — преступление нешуточное, тут штрафом не отделаешься.
Но бедная храбрая барышня не ведала, в какую скверную
историю попала. Сержанта она приняла за обычного уличного приставалу или
незадачливого грабителя.
А он меж тем начинал приходить в себя.
— Ка… Ка… Караул!!! — прохрипел Кривой Волк. — Помогите мне
встать! Вы видели? Все видели? Я ранен! Сюда, ко мне, бездельники!
Эти слова были обращены к двум полицейским солдатам,
спешившим на шум от ворот.
Плохо дело!
Я полетел догонять ту, над чьей головой сгустились грозовые
тучи. Ей следовало как можно скорей покинуть пределы города, иначе не избежать
ареста и заточения в каземат Ворчливой башни.
Не оглядываясь на крики, она подошла к трёхэтажному дому
господина Лефевра, толкнула тяжёлую дверь и вошла. Как я ни торопился, как ни
махал крыльями, но влететь за девушкой не успел — только с разлёту стукнулся о
дубовую створку.
Через минуту у порога оказались и стражники. То ли они
видели, куда скрылась преступница, то ли им указал кто-то из горожан, но
полицейские встали у входа и заспорили, надо стучать или лучше подождать.
Господин Лефевр — один из отцов города. Богатый арматор.
Принадлежащие ему корабли плавают по всем морям от мыса Горн до Макао.
Потревожить покой большого человека стражники не решались.
После короткого спора они решили дождаться, когда обидчица
Кривого Волка выйдет. Я слышал, как сержант, утирая рукавом разбитый нос,
сказал:
— А если она ему не чужая, ещё лучше. Зацапаем её, а потом к
нему: так мол и так, чего делать будем, ваша милость? Слушайте меня, ребята. Не
будь я Кривой Волк, если не получу за оскорбление золотом! Дёшево они от меня
не отделаются! А коли нет — засажу стерву в крысятник!
Теперь мне нужно было выяснить, в каких отношениях состоит
моя спасительница с господином Лефевром. Если она ему родственница или добрая
знакомая, беспокоиться не о чем. Арматор сумеет подмазать полицейских, чтоб не
доводить дело до тюрьмы. А вдруг, в самом деле, чужая?
Удобнейшая вещь крылья. Если б мне предложили заменить их на
руки с десятью пальцами, я поблагодарил бы и отказался. Во-первых, пальцы у
меня есть и свои. Пускай только по четыре на лапе, но мне хватает. А во-вторых,
способность летать неизмеримо ценнее.
Пока стражники решали, сколько они слупят с Лефевра и как
поделят добычу, я взлетел до второго, парадного этажа и заглянул в окно. День
был ясный, уже совсем весенний, утренний бриз поутих, и створки были открыты
настежь.
Судя по всему, здесь находился кабинет хозяина. Редко
доводилось мне видеть столь роскошное убранство. Однажды в Лондоне я провожал
лейтенанта Беста до адмиралтейства и, конечно, не удержался — заглянул в окно
покоев первого лорда (коль мне не изменяет память, в ту пору им был граф
Торрингтон). Так вот, скажу я вам, если размером приёмный зал его светлости и
превосходил арматорский кабинет, то по части изысканности и богатства явно ему
уступал.
Нигде я не видывал такой исполинской мебели, похожей на
величественные испанские галеоны. Резной шкаф, весь в блестящих заклёпках, был
длиной футов в пятьдесят. По стенам висели шёлковые гобелены с рельефным
рисунком: на золочёных консолях переливались красками изумительные китайские вазы,
в хороший корвет ценою каждая; портьеры были драгоценного утрехтского бархата —
думаю, и герцогиня не побрезговала бы сшить из такой ткани парадное платье.