Синтия пожала плечами.
— Откуда? Теофельсы — род не из древних. Хоть на их
генеалогическом древе корни восходят аж до Тео Крестоносца, но нам-то с тобой
отлично известно, что линия это боковая, бастардная.
Тётя произнесла последнее слово с презрением, достойным не
дочери чаеторговца, а обладательницы голубейшей крови.
— Их дворянская грамота куплена за деньги, ведь первый фон
Теофельс на самом деле звался Мёнхле и взял звучное имя лишь после того, как
завладел замком.
— И письмо, которое вы мне дали, адресовано супруге этого
господина — Беттине, урождённой фон Гетц, — нетерпеливо вставил Ника. — Это я
понял. Так вы выкупили архив?
— Только один лот. Зато самый старый. За первую четверть
восемнадцатого века. Перед тем как обернуть в подарочную упаковку, стала
просматривать бумаги. Они почти все на немецком, этим ужасным угловатым
шрифтом. Я перебирала листки без особенного интереса — и вдруг натыкаюсь на
английский, причём легко читаемый!
Как подобает истинной дочери Альбиона, иностранных языков
тётя не знала и не очень понимала, зачем кто-то ещё упорствует в их
использовании, когда так удобно и просо объясняться по-английски.
— Я всё понял. Вы прочитали письмо, и вас заинтересовало
упоминание о сокровище — правда, довольно туманное.
Синтия загадочно улыбнулась.
— Всё ли ты понял, скоро станет ясно. А пока расскажи мне,
знаменитый специалист по старинным документам, много ли ты уразумел из этого
письма.
Но когда племянник поделился своими выводами и
предположениями, снисходительности в её тоне поубавилось.
— Надо же, ты сразу догадался, что «С.-М.» — это французский
город Сен-Мало. А я вообразила, будто речь идёт о швейцарском Сен-Морице. В
пятьдесят девятом я каталась там на лыжах и сломала лодыжку.
— Ну что вы! Откуда в Сен-Морице арматор и как можно из Швейцарии
уплыть во владения Мулай-Исмаила?
— Ну, я тогда ещё не знала, что такое «арматор» и кто таков
этот Мулай. Кроме того, во втором письме упоминается Святой Маврикий (Saint
Maurice) и пещера, а вокруг Сен-Морица полно горных пещер. И озеро там тоже
имеется, так что упоминание о плавании меня не смутило. Но ты, конечно, прав.
«С.-М.» — это Сен-Мало…
— Постойте, постойте! — перебил он. — О каком это «втором
письме» вы говорите?
Тут Синтия подмигнула — это было настолько на неё непохоже,
что Ника вздрогнул. Голубой глаз на миг прикрылся морщинистым веком и вновь
воззрился на племянника с весёлым торжеством. Раздался дребезжащий смех. Тётя
наслаждалась минутой.
— Вот об этом.
Узловатые пальцы достали из-под скатерти заранее
приготовленный конверт, а из конверта листок грубой буроватой бумаги.
— Там было ещё одно письмо на английском. Точнее, фрагмент
письма. Начало отсутствует. Стоило мне прочесть первую строку — и я
остолбенела. — Синтия отвела руку с листком от нетерпеливых пальцев Николаса. —
Сейчас, сейчас. Только, пожалуйста, читай вслух. Доставь старухе удовольствие.
Я хочу слышать, как задрожит твой голос.
Голос Николая Александровича действительно задрожал. Даже
сорвался. Первая строка, начинавшаяся с середины фразы, была такая: «…но главное
— вот эта детская считалка. Она поможет тебе запомнить путь к тайнику».
Как же голосу было не сорваться?
Что-то зашуршало возле локтя. Фандорин оглянулся — это
попугай сел на стол и смотрел, разинув клюв, словно тоже хотел послушать.
Однако Нике сейчас было не до раритетных птиц.
Почерк был тот же, что в первом письме, только не такой
ровный и гладкий, словно пишущий очень торопился. Ни завитушек, ни заглавных
буквиц в существительных, ни изящных оборотов. Язык послания казался менее
архаичным, почти современным.
Впрочем, углубиться в чтение Николас не успел. Тренькнул
звонок — это батлер, согласно установленному распорядку, доставил afternoon
tea.
— Давайте скажем, что нам не нужно чая! — жалобно воскликнул
Фандорин. Мысль о том, что придётся прервать знакомство с интригующим
документом, была невыносима. — Сейчас начнёт священнодействовать!
— Человек выполняет свою работу, — строго сказала тётя. —
Надо относиться к этому с уважением. Тебе не хватает выдержки и терпения. Это
не по-английски, мой мальчик. Войдите, Джагдиш!
Возглас адресовался батлеру. Улыбчивый индиец во фраке и
белейших перчатках вкатил столик, на котором сверкали фарфором, хрусталём и
серебром чашки, вазы, приборы, а посередине красовался кувшин с орхидеей
— Сервируйте чай на террасе, погода сегодня просто чудесная,
— велела Синтия и прикрикнула на Нику. — Не подглядывай в письмо! Имей
терпение! Покорми пока птичку орешками.
Попугай, который ещё пять минут назад у неё был «животным»,
подлежащим немедленному изгнанию, превратился в «птичку».
— На, жри, — хмуро буркнул магистр по-русски, зачерпнув в
одной из вазочек арахиса.
Но пернатое создание лишь мотнуло хохластой башкой и, словно
в нетерпении, топнуло по столу.
— Кушай, деточка, кушай.
Синтия попробовала запихнуть орешек прямо в клюв попугаю, но
тот взлетел и сел Фандорину на плечо. При этом ещё и изогнул шею, как бы пытаясь
заглянуть в листок.
— Мне не дают читать, и ты не будешь, — сказал Николай
Александрович, убирая руку с письмом.
* * *
Продолжить чтение удалось минут через пять, когда батлер
разлил чай, добавив тёте молока, а племяннику ломтик лимона.
Наконец пассажиры люкса остались на террасе вдвоём (если
считать попугая, по-прежнему сидевшего на плече у Ники, то втроём). Магистр
поспешно отодвинул чашку, развернул листок и начал сначала:
«…но главное — вот эта детская считалка. Она поможет тебе
запомнить путь к тайнику.
Прыг-скок, прыг-скок
С каблука на носок,
Не на запад, на восток,
С оселка на брусок.
Прыг-скок, прыг-скок,
И башкой об потолок.
Вкупе с вышеприведённым рисунком считалка укажет тебе, где
спрятано сокровище.
Знай, моя милая Беттина, что я оставляю тебе ключ к
богатству, свободе, новой жизни — всему, чего ты пожелаешь. Это мой прощальный
дар. Я же удаляюсь туда, откуда, надеюсь, нет возврата. И довольно обо мне.
Лучше скажу о тебе.
