— Это их дело, — пожал он плечами. — Захотят уплыть —
что-нибудь придумают. Чтоб наши с тобой дети не нашли выхода? Не могу такого
представить. Но потом они всё равно вернутся, потому что лучшего места нигде не
найдут.
Никаких иных сомнений у Летиции, похоже, не возникло.
— Хорошо, милый, — молвила она, поднимаясь. — Я только
прощусь с прошлой жизнью.
И направилась к капитану с монахом. Шаги её были лёгкими,
совсем не такими, как прежде. Меня бы не удивило, если б моя питомица вдруг
взяла и взлетела. Я даже сам поднялся в воздух, чтобы оказаться рядом, если
подобное произойдёт. Знаете, как говорят у нас в Японии: «где одно чудо, там и
другое».
— Я остаюсь. С ним. — коротко объявила Летиция.
Капитан проворчал:
— Какой сюрприз. Кто бы мог подумать.
Удивлённым он не казался. Я и раньше замечал, что
Жан-Франсуа Дезэссар вовсе не такой чурбан, каким кажется.
Да и отец Астольф не выказал особенного изумления.
— Ах, тут вот что… — Он перекрестил Летицию, потом перекрестился
сам. — Господь никогда не перестаёт поражать меня неисповедимостью Своего
промысла. Я знаю, Он не оставит вас. Но что могу сделать для вас я, дочь моя?
Хотите, я соединю вас нерушимыми небесными узами? Это в моей власти.
— Только побыстрей, а? Без лишних церемоний, — попросил
капитан. — Раз-два, объявляю мужем и женой, в радости и в горе, пока смерь не
разлучит — и готово. Я всё же не теряю надежды догнать эту скотину Логана.
Четверть часа, и ни минутой больше.
— Спасибо, святой отец. — Девочка рассмеялась. — Не надо нас
венчать. Наш союз и так нерушим, мы никуда друг от друга не денемся. А ваши
четверть часа, господин Дезэссар, я лучше потрачу на другое.
Она побежала к ялику, где, среди прочих вещей, лежала
кожаная сумка мэтра Салье.
Достав оттуда перо, бумагу и переносную чернильницу, Летиция
села писать письмо. Луна светила ей ярче, чем сотня канделябров.
Я, конечно, подглядел. А как же?
Письмо было адресовано Беттине Мёнхле.
Завершив прощание с прежней жизнью, Летиция свернула листок
и передала капеллану. Этот в чужие письма нос совать не станет.
Расставание было скомканным — очень уж капитан торопил отца
Астольфа.
Шлюпка ударила вёслами по воде, матросы снова завели свою балладу,
но я уже знал её дурацкую концовку и не слушал.
Никогда ещё не ощущал я такой полноты жизни, как в эту
минуту, под ровным светом ночного светила.
Что-то блеснуло на песке.
Это был роковой алмаз. Летиция его выронила. Я хотел криком
привлечь её внимание, а потом подумал: зачем?
Кому нужны в раю розовые алмазы? Чем они лучше мириада
прекрасных раковин, которыми усеяны эти берега? От раковин больше проку — ими,
например, можно зачерпнуть воды.
Летиция и Грей сидели на песке рядом, обняв друг друга за
плечи, и о чём-то тихо говорили.
Я не подслушивал. Мысли мои были печальны.
Мне ниспослан Дар Полной Жизни. Это значит, что я переживу
их обоих. Я останусь с тобой, моя девочка, и с тобой, Руперт Грей, пока смерь
нас не разлучит. Но сначала мы все долго-долго будем счастливы. Так к чему же
умирать раньше смерти? Тем боле, никто ведь толком не знает, что она такое и
есть ли она вообще.
Совещание кладоискателей
— А русские не сдаются, — с тяжёлым вздохом молвил Николай
Александрович, пожимая руку мисс Борсхед и думая при этом: «старый осёл
молодого везёт».
На террасу вылетел большой благородный японец и заполоскал
крыльями над тётей и племянником, будто то ли благословлял их неустрашимость,
то ли, наоборот, призывал образумиться.
Однако древняя мудрость гласит: когда решение принято,
сомнения превращаются из блага во зло.
— Джентльмены, прошу перейти сюда, — позвал Николас
остальных. — Здесь нас никто не подслушает.
И началось производственное совещание, которое в связи с
пугающей находкой уместнее было бы назвать военным советом.
Синтия выглядела подавленной, Миньон беспокойно озирался,
даже сангвиник Делони словно сдулся. Как-то само собою вышло, что роль
председателя пришлось взять на себя Нике.
До чего же изнежены жители благословенного Запада, подумал
он. Как уверенно они себя чувствуют в устоявшейся системе координат, где
властвует благоразумный Порядок, и как мгновенно повергает их в панику даже мимолётное
дуновение неконтролируемого Хаоса. Когда-то и баронет Фандорин был таким же. Но
поживи-ка в матушке-России лет тринадцать-четырнадцать. Шкура задубеет, нервы
укрепятся. Ко всякому привыкнешь.
Удивительней всего было то, что обнаружение враждебного
присутствия (именно так, в сущности, следовало дефинировать случившееся)
испугало магистра лишь в первую минуту. Теперь же, взяв себя в руки, он ощущал
явственный прилив энергии, а внутри урчал, потягивался и слегка скрёб коготками
разбуженный котёнок азартного предвкушения. Значит, непредсказуемость и
опасность мне по душе? — поразился Николай Александрович. Неужели именно этого
мне недоставало последние три года — со времён безумной погони за пропавшей
рукописью Фёдора Михайловича? Есть специфическая категория людей, которых
называют «адреналиновыми наркоманами». Эти чудаки закисают без острых ощущений
и, чтобы почувствовать полноту жизни, должны прыгать с парашютом, лазить на
Эверест или спускаться по горным рекам на плотах. Себя Фандорин никогда не
причислял к подобным психопатам. Быть может, напрасно?
Тётя сидела в своей каталке. Делони опустился в шезлонг,
Миньон в плетёное кресло. Других посадочных мест на террасе не было. Вместо
того чтоб принести стул из каюты, Ника поступил лихо: сел на перила. Мысль о
том, что за спиной пустота и, если корабль качнётся на большой волне, вниз
лететь метров тридцать, только усиливала праздничное щекотание в груди.
— Мы знаем, что наша затея кого-то сильно интересует. Будем
начеку, только и всего. — Нике самому понравилось, как он это сказал — просто и
мужественно. — Мы действуем легально, законов не нарушаем. Пусть нервничает
тот, кто за нами следит.
Ему показалось, что это замечание не слишком ободрило слушателей,
но решил дальше в тему не углубляться.
