Баллада про ласточку тем временем близилась к завершению.
Никто не прерывал певцов, они снова добрались до куплета, который сулил
счастливую концовку.
Но вечером выпало счастье ей
За муки за все и терзанья…
Пусть хоть в песне всё окончится хорошо. Ну-ка, пусть сокол
спустится с небес к бедной ласточке.
Высокий тенор в одиночестве с невыразимой печалью допел:
Ей серое с неба слетело перо,
Как нищенке грош в подаянье.
Наконец, Грей довёл до конца неуклюжую фразу:
— Если бы я мог… надеяться… когда-нибудь увидеть вас вновь…
Я был бы очень рад.
Зябко передёрнувшись, Летиция быстро сказала:
— Да-да, я тоже. Пойду скажу капеллану, чтоб он перестал за
вас заступаться. Я не Дезэссар, мне святой отец поверит. Как только мы скроемся
за горизонтом, плывите отсюда прочь. Помните, что где-то бродят мичман и писец.
На всякий случай я спрятала вон под тем кустом шпагу.
Она слегка подняла руку, слабо помахала ею и пошла прочь,
увязая в песке. Я чувствовал, как тяжело даётся ей каждый шаг — будто к
подмёткам приклеился весь земной шар.
— Скажите лишь одно. Вы всё это сделали… для меня… почему? —
хрипло спросил лорд Руперт.
Не оглядываясь, она сказала очень просто — может, само
сорвалось:
— Потому что я полюбила вас больше спасения своей души.
И по-прежнему не оборачиваясь, быстро замахала рукой: всё,
всё, всё!
Я прыгал вслед за своей бедной девочкой, давясь рыданиями, и
никак не мог её догнать.
Зазвенела железная цепь, заскрипел песок.
— Погодите! Стойте!
Грей упал на колени подле её ног, взялся за край платья.
Летиции пришлось остановиться. Он открыл рот, но не мог совладать с волнением.
— Что? Что? — спросила она испуганно.
Я слышал, как в шлюпке кто-то сказал (кажется, дядя Мякиш):
— Ишь, неохота бедолаге на острове оставаться. Ты не Колючку
проси, дурья башка. Проси капитана!
Лорд Руперт смотрел на Летицию снизу вверх.
— Это правда? То, что вы сказали? Тогда мне не надо свободы!
Скажите Дезэссару, что я согласен. Он получит свой выкуп. Пусть высадят нас в
каком-нибудь порту, я выдам вексель. Я построю новую «Русалку», мы с вами будем
плавать по морям, куда пожелаете. А не хотите — осядем на суше. Мой брат у меня
в долгу, он даст мне любые деньги, я построю для вас дворец!
Он ещё много что говорил — всё, что мечтает услышать от
мужчины влюблённая девушка. Что думал о ней беспрестанно, с самой первой
минуты, как только увидел. Что сомневался, земное ли она существо. Что
мучительно ощущал своё ничтожество рядом с таким совершенством. Что все
остальные женщины по сравнению с ней — пустое место.
Но меня вдруг охватило сомнение: не сон ли это? Что если от
нестерпимо яркого света полной луны у меня начались галлюцинации? Я читал, с
людьми такое случается. Может, и с попугаями?
Лицо у моей девочки было загадочное. Она внимательно
слушала, но никаких чувств не проявляла. Можно подумать, ей каждый день
признавались в благоговейной страсти прекрасные лорды! Всё-таки женская душа —
потёмки.
Вдруг она подняла руку, и он покорно умолк на полуслове,
глядя на неё со страхом и надеждой.
Я затаил дыхание. Что она скажет?
Летиция с достоинством молвила:
— Вы богаты, но и я не нищенка. Во-первых, у меня есть вот
это. — Она вынула из-за пояса что-то маленькое, блеснувшее холодным светом. —
Стащила из сундука. Этого с лихвой хватило бы, чтоб выкупить Теофельс.
Он взял, положил на ладонь, рассмотрел.
— Какой крупный алмаз! Идеальной формы. И, если не ошибаюсь,
цветной? Я знаю толк в камнях. Этот достоин украсить королевский скипетр.
Грей почтительно вернул алмаз, и она продолжила:
— Камень — чепуха. У меня тут полная пещера золота и
серебра. Так что ещё неизвестно, кто из нас богаче. Но меня не интересуют
богатства. Мне не нужны ни дворцы, ни корабли. Хотите, чтобы я была вашей?
— Больше всего на свете! — воскликнул он. — Неужели у меня
есть надежда? Приказывайте! Ради вас я готов на любые…
— Молчи и слушай, — перебила его Летиция. Она наклонилась и
крепко обхватила его лицо ладонями. Голос её стал глух, даже страшен. — Я хочу,
чтоб ты был мой и только мой. Чтоб на тебя больше никогда не посмотрела ни одна
женщина! А они обязательно будут на тебя пялиться, и я выцарапаю их жадные
глаза, а потом умру от стыда и раскаяния, потому что бедняжки ни в чём не
виноваты. Ты такой красивый!
— Я бы тоже предпочёл, чтобы мужчины на тебя не смотрели, —
отвечал лорд Руперт, нисколько не испугавшись. — Если кто-то из них умеет
видеть женщин, как их вижу я, он не оставит тебя в покое.
— Ну и что же нам делать? — Она присела на корточки. Теперь
их глаза были на одном уровне. — Разве эта задача имеет решение?
Он рассудительно заметил:
— Всякая задача имеет решение, если она правильно
сформулирована. Как сделать так, чтобы тебя не видели другие мужчины…
— А тебя — другие женщины.
— Очень просто. В тридцати милях к востоку от Сент-Морица
есть чудесный остров. Я не раз проплывал мимо и рассматривал его в подзорную
трубу. Там зелено и сухо, на холмах растут вековые деревья, меж ними струятся
ручьи. В лоциях остров называется Инаксесибль, «Недостижимый», потому что к
нему невозможно пристать. На нём никто никогда не высаживался. Там нет якорной
стоянки, а подойти на лодке невозможно — волны разобьют её о скалы. Но мы
поступим иначе. Мы приблизимся на ялике, и я доберусь вплавь, я очень хорошо
плаваю. Тебя я вытяну на верёвке. Лодка потом разлетится в щепки, но туда ей и
дорога. Мы никогда не покинем свой остров.
— Никогда-никогда? Но что мы там будем делать?
— Будем жить счастливо, вдали от всех.
Подумав, она сказала:
— У нас могут быть дети.
— Обязательно будут.
— Что же, они не смогут покинуть остров, если им этого
захочется? Не покажется ли им наш рай тюрьмой?
Руперт Грей, как это свойственно мужчинам, из-за будущих
детей волноваться не стал.
