— Никаких сомнений. Именно с этим Лефевром вёл переговоры
наш Эпин, — с удовлетворением сообщил Фандорин попугаю, который перелетел на
соседний стол и в упор пялился на магистра.
Внезапно чёрно-красная птица, которая до сего момента вела
себя вполне цивилизованно, сорвалась с места и кинулась на Николая
Александровича. Когтями впилась в грудь, прорвав рубашку; клювом ударила в
висок — не то чтобы очень сильно, но чувствительно, до крови. Главное же, эта агрессия
была до того неожиданной, что Ника остолбенел.
Руки были заняты фолиантом, поэтому сбросить с себя глупую
тварь удалось не сразу.
— Кыш! Кыш! — закричал Фандорин, мотая головой.
Наконец бросил книгу и стряхнул попугая. Тот отскочил и
беспокойно зацокал лапками по блестящей поверхности стола. Наклонив царственную
башку, птица неотрывно смотрела на магистра истории.
На крик из подсобки выглянула библиотекарша. Увидела, что
посетитель стирает платком с виска капельку крови и ужасно переполошилась,
когда Николас объяснил, в чём дело.
— Вы, наверное, чем-то его испугали? Наш Капитан Флинт
никогда ни на кого не бросался. Он такой благовоспитанный! Не пачкает, не
шумит, бумагу не рвёт. Мы даже не держим его в клетке!
И рассказала, что попугай живёт у них уже месяц. Во время
прошлого карибского круиза, где-то между Мартиникой и Барбадосом, влетел в окно
библиотеки и прижился. Такое ощущение, что ему нравится запах книг. Кормят его
попкорном и чипсами. Среди членов экипажа есть один зоолог, так он говорит, что
никогда не видал таких попугаев. Птицу сфотографировали, отправили снимок в
Королевский орнитологический музей. Оттуда ответили, что такие попугаи
действительно нигде не встречаются. По некоторым признакам птица напоминает
большого благородного японского попугая, которые считаются давно вымершими. Их
изображение встречается на ширмах и веерах эпохи Хэйан, а потом исчезает. Музей
попросил доставить птицу для изучения, но в корабельной библиотеке привыкли к
Капитану Флинту, не хотят с ним расставаться. Он такой умный, такой тактичный.
Так бережно обращается с печатными изданиями…
— Я бы взял эту книгу с собой, — прервал Николас
словоохотливую даму. Ему наскучило слушать про попугая. Хотелось выяснить ещё
что-нибудь об арматорском доме «Лефевр и сыновья». А там пробудится Синтия и
объяснит, что означает таинственное письмо.
— Что, собственно, мне известно? — подытожил он на обратном
пути.
Некто по имени Эпин, находившийся в любовных, родственных
или дружеских отношениях с Беттиной Мёнхле, женой владельца Теофельса, в
феврале 1702 года прибыл в порт Сен-Мало. Вёл переговоры с арматором Лефевром о
плавании в Барбарию. Цель рискованного предприятия — добыть некое сокровище,
дороже которого «нет на свете». Очень интересно, очень!
В каюте магистра ждали два сюрприза.
Во-первых, тётя не спала, а сидела в своём кресле, хотя 96
минут ещё не истекли.
— Где тебя черти носят? — сердито закричала она. В
возбуждённом состоянии тётя забывала об аристократических манерах и
предпочитала энергичные выражения. — Я не могла уснуть! Зову, звоню в
колокольчик! Выезжаю, а его нет! Нам нужно поговорить, и как можно скорей.
Открой дверь на террасу — душно. Сядь рядом! Ты прочитал письмо?
Второе письмо
Второй сюрприз приключился, едва лишь Николас распахнул
террасную дверь, чтоб впустить в каюту свежий воздух.
Вместе с ветерком в апартамент влетел чёрно-красный попугай,
с хлопаньем пронёсся над роялем, столом, тётиной головой и уселся на перила
лестницы, что вела на второй этаж.
— Зачем ты впустил это животное? — закричала Синтия. —
Немедленно выгони! Оно всё тут загадит! Брысь, брысь!
Но прогнать птицу оказалось ??епросто. Когда Фандорин взбежал
по лестнице, попугай переместился в гостиную, на телевизор. Фандорин спустился
— попугай преспокойно перелетел обратно на перила. Проделав маршрут вверх-вниз
ещё пару раз, магистр остановился. У оппо??ента было явное преимущество в
свободе передвижения.
Тут ещё и тётя с типичной непоследовательностью накинулась
на племянника:
— Что ты пристал к бедной птице? Чем она тебе мешает? Сидит
себе и сидит. И ты сядь. Нам нужно поговорить.
Он послушно опустился в кресло и пододвинул к себе письмо
Эпина, однако Синтия не позволила задавать вопросы.
— Погоди, — сказала она, подняв руку. — Я всё расскажу сама.
Молчи и слушай… Я всегда чувствовала, что тебе не по душе мои подарки.
— А? — удивился Николас неожиданной смене темы.
— Не возражай, я знаю. Каждый раз перед твоим днём рождения
или какой-нибудь знаменательной датой я долго думаю, что бы такое поинтереснее
тебе подарить. А потом чувствую: нет, опять не то. Мальчик остался недоволен.
Магистр поразился ещё больше. Он и не подозревал в тёте
такой проницательности.
— Что вы, тётушка. Ваши подарки каждый раз для меня такая
неожиданность.
— Это ты говоришь из вежливости. А сам вот не носишь золотой
брегет, который я купила на аукционе. Часы тебе не понравились. Да-да, я догадалась.
— Синтия печально вздохнула и опять безо всякого перехода объявила: — Бумаги!
— Что?
— Больше всего на свете ты любишь старые бумаги. Всякие там
пергаменты, манускрипты, инку… инкунабулы, — не без труда выговорила она
трудное слово. — Особенно если они как-то связаны с историей рода Дорнов.
Поэтому я и решила подготовить подарок, который наверняка придётся тебе по
вкусу. Ты знаешь, что после инсульта я освоила интернет…
— Да, я ведь получаю от вас по несколько имейлов в день.
— Не перебивай меня, Ники! Что я хотела сказать? Ах, да. Про
подарок. Некоторое время назад задаю я поиск на новые страницы со словом
«Теофельс» (я делаю это периодически), и вдруг вижу: в связи со смертью
последнего хозяина замка часть обстановки и старые архивы семейства фон
Теофельс будут распроданы на интернет-аукционе. И он-лайновый каталог: кое-что
из мебели, охотничьи трофеи, всякие там железки и много бумаг. Они разделены на
лоты по хронологическому принципу: первая четверть восемнадцатого века, вторая
четверть восемнадцатого века, третья — и так до второй четверти двадцатого. Все
документы более позднего времени ещё до аукциона выкуплены каким-то
бундесведомством. Ты ведь знаешь, что эти люди, Теофельсы, при кайзере и при
Гитлере занимались военной разведкой или чем-то в этом роде.
— Конечно, знаю, но это вне сферы моих занятий. А документов
совсем старинных там не было?