– По охране? – уважительно переспросил Маркиз. –
Ну, это начальство! Этот бы к фановым трубам нипочем не притронулся, побоялся
бы руки замарать! Это не иначе как Пал Саныч к вам приходил из городского управления…
– Да черт его знает, кто это был! – в сердцах ответил
Григорий. – Знать о нем ничего не знаю!
Выйдя из кафе, «сантехники» в молчании направились в
соседнюю подворотню, прошли два проходных двора и вышли на другую улицу – Малую
Морскую, бывшую имени Гоголя. Пройдя по ней два квартала мимо дома в лесах и
магазина одежды, они снова свернули во двор, ворота которого из-за стройки
рядом были не заперты. Там тот, кого называли Мишаня, снял свои безразмерные
резиновые сапоги и бросил их в мусорный контейнер. Под сапогами оказались
обычные ботинки. Туда же пошли и замызганные комбинезоны с загадочной надписью
«Ленмурпур», и чемоданчики, которые Маркиз позаимствовал неподалеку отсюда у
настоящих сантехников, играющих в карты в своей подсобке, отключив аварийный
вызов, чтобы не мешали нервные и скандальные жильцы.
Выйдя из двора в относительно приличном виде, бывшие
сантехники сели в припаркованную поблизости угнанную «девятку», где ожидала их
Лола.
– Ну что? – сгорая от любопытства, спросила она. –
Нашли?
– Фигу, – охотно ответил Леня. – Большую,
бронзовую, с позолотой и инкрустациями…
Лола только вздохнула. Как жаль! Хоть Ленька и насмехался,
она отчего-то верила, что в подвале найдутся сокровища. Однако мужчины вовсе не
выглядели такими расстроенными, как должны были бы, и Лола, прекрасно знавшая
своего компаньона, поняла, что он ухватил кончик ниточки. Разумеется, он
никогда не признается, что Лола ему помогла, и спасибо не скажет, однако, судя
по Ленькиному довольному виду, дело сдвинулось с мертвой точки.
Перед тем как высадить Михаила, они немного поговорили.
– Вот текст завещания, – сообщил Михаил. – Как
видите, ничего интересного там нет.
– Ну да… – рассеянно сказал Леня, бегая глазами по
строчкам. – «Я, Остужев Арсений Павлович… будучи в твердом уме… настоящим
завещаю на правах собственности… так-так… участок земли такой-то площади и
загородный дом в Комарове, со всеми принадлежащими строениями… своему сыну
Остужеву Сергею… угу, предприятие, принадлежащее мне… угу… сыну Остужеву
Валерию…» А вот интересная приписка: «Надеюсь, что распорядился правильно, и
мои сыновья будут владеть принадлежащим им имуществом, с благодарностью
вспоминая отца. Я со своей стороны сделал все, чтобы это им было нетрудно.
Нужно только быть дружными…» Лирическое отступление, – хмыкнул
Маркиз. – Теперь собственно о вас: «Своему младшему сыну Михаилу завещаю
фамильные серебряные часы, чтобы он владел ими, никому не отдавал, не продавал
и не дарил и со временем передал своему сыну. Это все, что я могу для него
сделать…» Просто не завещание, а роман в письмах! – снова хмыкнул Маркиз и
замолчал, получив от Лолы тычок в бок – дескать, соображай, что несешь, человек
все-таки умер! – Ладно, теперь вот это… – Леня раскрыл толстенный альбом с
фотографиями. – Лолка, ты, пока тут сидела, все изучила? Ну, если
позволите, я все-таки возьму его с собой, полистаю на досуге, подумаю… Засим
позвольте откланяться, нужно лицо умыть, а то синяк этот фиолетовый меня явно
не красит.
Они довезли Михаила почти до дома, он попрощался и прошел
пешком две остановки. Темнело, начался мелкий противный дождик, он ссутулился и
поднял воротник куртки. Возле самого подъезда его окликнули. Он увидел, как из
машины вышла женщина, и с удивлением узнал в ней Лизу.
– Ты как здесь?
– Ты, кажется, мне не рад? – насмешливо спросила
она. – Однако, судя по твоему понурому виду, ты не ждешь сегодня в гости
никакую другую женщину.
«Вот уж точно, – раздраженно подумал Михаил, – мне
сейчас совершенно не до любовных игр. Что это ей вздумалось прийти без
приглашения?»
– Не сердись. – Лиза подошла к нему и потянулась, чтобы
поцеловать, но отстранилась с негодованием: – Отчего ты такой грязный? Упал в
лужу?
Он успел перехватить ее брезгливый взгляд и обиделся.
Конечно, он не успел смыть грязь и грим, которым намазала его симпатичная
помощница Леонида, но вовсе незачем так выговаривать человеку, к которому
явилась без приглашения. Или Лиза решила, что теперь у них настолько близкие
отношения, что можно действовать запросто, без звонков и напоминаний? В этом
случае отчего у нее такое презрительное выражение лица?
На губах уже вертелся резкий ответ, что если он Лизе в
данный момент не нравится, то она может идти восвояси, но Михаил опомнился и
промолчал. Нужно взять себя в руки, не хватало еще разругаться здесь, возле
собственного подъезда.
– Ты идешь? – Он раскрыл дверь.
– Извини, – в лифте Лиза посмотрела виновато, – не
помню тебя в таком виде, всегда ты был чистым и аккуратным, этим мне
импонировал, а тут… Случилось что-то?
– Нет, все нормально, – он отвел глаза, – просто я
был в гараже, с машиной возился.
– Понятно, – протянула Лиза, и в глазах ее читалось
явственно, что лежат под собственной машиной только нищие работяги, а приличные
люди отвозят свой автомобиль в сервис. Однако Михаилу некогда было смотреть в
ее насмешливые темные глаза. Он так поразился собственной неожиданной лжи, что
больше ни о чем не мог думать. Ведь он хотел рассказать все Лизе подробно,
поскольку именно она помогла ему в трудную минуту, когда от тоски он готов был
повеситься. Она отогнала его одиночество, она предложила поехать с ним к его
родственникам. С ней ему было там не так противно. Конечно, Марианна, эта
мерзкая баба, все равно устроила скандал, и ему стало безумно стыдно перед
Лизой за свою неуклюжесть, за то, что полосатая стерва назвала его ублюдком, а
он даже не смог ей достойно ответить. Впрочем, какое уж там достоинство, тут
можно было только перебить в сердцах всю посуду, залепить Марьянке пощечину… И
правильно сделал, что удержался – сороковины все-таки, память отца…
Только из-за сильнейшего стыда он говорил с Лизой так
невежливо при прощании. И хотел все исправить при встрече. Но сегодня совсем не
хотелось ее видеть… И разговаривать не хотелось. Вообще ни о чем, тем более о
своих милых родственниках и обо всей этой некрасивой истории с наследством.
– Ты подожди меня, я душ приму, – сказал Михаил, входя
в квартиру, – чайник пока поставь…
Он тут же увидел кухню ее глазами и содрогнулся. Уходя
утром, он торопился, не убрал посуду да еще пролил кофе, некогда было вытирать.
И теперь посреди стола красовалась едва засохшая лужа бурого цвета, очертаниями
напоминающая Аральское море. Впрочем, говорят, что Аральское море уже давно
высохло и то, что рисуют на школьных картах, есть самое настоящее вранье.
В луже валялись осколки чашки, как корабли, намертво
вставшие в песок. И в довершение на кучке рассыпанного сахарного песка сидели
две жирные осенние мухи.
– Извини… – пробормотал он, – извини, пожалуйста, за
беспорядок…
