Тоня опустилась на корточки и прижалась затылком к
прохладной стене.
– А ты, голубушка, в голову не бери, ты тут ни при чем, –
сказала Степанида, прихлебывая чай. – Тебя никто обижать и не собирался,
не думай ничего такого. Женька ведь тебя жалела. Кстати, печенье тебе оставила,
вкусное. Бери, угощайся. Хоть так помянешь покойницу.
Тоня подняла на нее красные глаза, встала и пошла прочь, а
за ее спиной одинокая старушка за столом с двумя чашками осталась пить чай
вприкуску с печеньем на гречишном меду.
Тоня подошла к своему дому, в котором светились все окна.
Заходить ей не хотелось. Она спряталась от ветра за крыльцо и встала там, ежась
в своем свитере. Здесь было не так холодно.
Раздался скрип открывающейся двери, и на крыльцо кто-то
вышел, тяжело ступая. «Тетя Шура», – догадалась Тоня. Разговаривать ей ни
с кем не хотелось, и она осталась стоять на месте.
Дверь скрипнула еще раз, и раздался голос Виктора:
– Тетя Шура, постойте! Вы зачем приходили-то?
– Да ни за чем, – отозвалась тихо тетя
Шура. – Пустое все.
– Признайтесь, из-за Кольки?
– Нет, Вить, не из-за Кольки. Хотела я тебе все
сказать, что думала, теперь незачем.
– Почему же? – голос Виктора стал злым. –
Хотели, так уж скажите.
Тетя Шура помолчала, а потом произнесла, вздохнув:
– Хотела я тебе сказать при жене твоей, что ты всю
жизнь дочери моей испортил и ее саму попортил, так что она ни одному мужику
нашему не нужна была. Да бог тебе судья.
– А при чем здесь я?
Тетя Шура не ответила, тяжело спустилась по ступенькам и
заковыляла по саду. Хлопнула дверь. Тоня стояла за крыльцом, ни о чем не думая.
Наконец она отряхнула снег со свитера и медленно побрела домой.
Вечером, когда все уехали и тело увезли, Виктор подошел к
жене, обнял:
– Маленькая моя, напугалась! Ну, ничего, ничего, все
закончилось.
– Все закончилось, – эхом отозвалась Тоня.
– А ты куда убежала? С тобой следователь хотел
поговорить, глядь – тебя нет. В мансарде, что ли, пряталась?
– В мансарде.
– Ну, я так и подумал. Сказал им, чтобы тебя не
дергали, они и успокоились. Нормальные мужики, договориться можно. Ладно, Тонь,
надо вещи распаковать.
Тоня села на стул в кухне и повернула к мужу бледное лицо.
– Зачем ты хочешь их распаковывать?
– А как же ты жить тут собираешься? – удивился он.
– Я не собираюсь.
– Почему? Не понял… Тонь, ты успокойся, все
закончилось, можно спокойно здесь оставаться и ничего не бояться. Этой
сумасшедшей больше нет. Конец у нее, конечно, жуткий, но она его
заслужила, – говорил Виктор мягко и убедительно.
Тоня покачала головой, глядя на него.
– Как у тебя все просто… – тихо проговорила она.
– Тонь, с тобой все в порядке? – Виктор
внимательно посмотрел на жену. – Я понимаю, ты стресс пережила, но мы с
тобой что-нибудь придумаем. В конце концов, съездим…
– Я не останусь в этом доме.
– Что?
– Я не останусь в этом доме.
– Хорошо, – быстро согласился Виктор, – давай
поживем у твоих родителей. А потом, когда ты придешь в себя, вернемся.
Тоня закрыла глаза рукой и что-то пробормотала.
– Что? – не понял Виктор.
– Она была права, – повторила Тоня чуть
громче. – В тебе все дело, а вовсе не в той несчастной девчонке.
– Кто был прав? Ты о чем? Ты Женьку называешь
несчастной девчонкой?! – догадался он. – Да, очень несчастная – трех
человек убила. Хотела меня еще, да не смогла.
– Это ты во всем виноват, – отчетливо выговорила Тоня,
и Виктор поперхнулся на полуслове.
– Ты с ума сошла? Ты что такое говоришь?!
– Я говорю, что это ты виноват, – она поднялась с
места. – Ты всем все испортил! Тому мальчику, Андрею, нарочно рассказал
про его мать… А потом подговорил этих ребят, которые тебя так слушались,
поджечь сарай, а сам дома остался, а затем и вовсе уехал… Ты все придумал,
потому что ты ведь умный, а они за это расплачивались. И самое страшное, что
тебе абсолютно все равно.
– Тоня, опомнись, ты не в себе…
– Я в себе, – устало сказала она. – Просто я
все про тебя поняла. Смешно, я ведь так тобой восхищалась, гордилась… Приводила
тебя в ателье перед девчонками хвастаться – вот, мол, смотрите, какой у меня
муж, завидуйте! И они мне завидовали. Никто про тебя ничего не понимал…
– Слушай, прекрати блажить! – брезгливо произнес
Виктор. – Просто какой-то бред несешь! Я даже от тебя не ожидал…
Ничего не ответив, Тоня встала и пошла в зал. Аккуратно
обойдя темный круг на полу, она выдвинула ящик, достала паспорт и свои деньги,
положила в сумочку. Задумалась. В кухне сняла с полки банку, вышла на крыльцо и
выплеснула содержимое на снег. По снегу тотчас расплылось пятно, очень похожее
на то, что было на полу в зале.
– Ты что задумала? – осведомился Виктор, глядя,
как она надевает сапоги. – Никак к родителям собралась на ночь глядя?
Тоня прошла в комнату, взяла сумку и в последний раз
осмотрела комнату. Все необходимое было взято. Она выключила свет и постояла в
темноте.
– Прощай, – отчетливо сказала она дому.
– Тоня, да ты что? – изумился Виктор, стоявший за
ее спиной, и начал еще что-то говорить.
Но она уже не слушала. Пройдя мимо него, вышла в коридор,
надела дубленку и натянула шапку. Проверила, захватила ли рукавицы, и открыла
входную дверь.
– Прощай, – повторила она уже Виктору и спустилась
вниз.
Тоня шла по тропинке между темных силуэтов деревьев, ускоряя
шаг. Последний автобус уходил в девять вечера, и на него нужно было обязательно
успеть. Ей пришлось бежать к остановке, потому что она чуть-чуть не опоздала,
но водитель терпеливо подождал ее.
Забралась в теплый салон и уселась на переднем сиденье.
Автобус тронулся. Тоня сидела, глядя в зеркало водителя, как уплывают назад
темный лес, домики, освещенные редкими желтыми фонарями, сами фонари, и скоро
Калиново пропало, а в зеркале осталась только белая накатанная дорога.
Эпилог
Андрей шел по дорожке. День был погожий, он долго гулял и
под конец решил дойти до витой решетки. Ему нравилось рассматривать причудливую
черную вязь из листьев и цветов. Медленно шагая вдоль ограды, он вглядывался в
сосны, покрытые снегом. «День сегодня просто на редкость хороший, –
подумал он, – удивительный для февраля. Такое ощущение, будто весна уже
скоро».
