Сенька пытался поймать Мишкин взгляд, но тот сидел, опустив
глаза в пол. Женька застыла рядом, ничего не говоря.
– Помнишь?
Мишка не отвечал.
– Ты помнишь?
Сенька отчаянно пытался получить подтверждение тому, что
Мишка его слышит, и помнит, и что еще все будет – и раки, и Ветлинка… Брат
молчал.
– Помнишь, Мишка?
Что-то застилало глаза, мешало видеть сгорбившуюся спину
старшего брата. Сенька нагнулся к нему, обнял за плечи, хотел спросить еще раз,
напомнить, как все было хорошо, даже когда батя уже заболел, и как они под
дождем бегали, и как палатку устанавливали, и как вечером домой возвращались
босиком, но вместо этого у него вырвался отчаянный всхлип:
– Мишка!!!
Он опустился на грязный пол, уткнулся в колени брату и
зарыдал. Мишка попытался погладить его по голове, сказать, что все будет
нормально, но губы дрожали, не слушались, и он никак не мог выговорить то, что
нужно. Женька, молча стоявшая рядом, вдруг материнским жестом провела рукой по
его щеке, и от ее жеста к горлу его подступило что-то, с чем невозможно было
бороться. Мишка закрыл ладонью глаза, застонал, и через этот стон прорвался
крик:
– Что мы наделали?! Сенька, что мы с тобой наделали?!
Обняв Сеньку, он прижался к его вздрагивающей спине и
зарыдал. Женька стояла рядом и сухими глазами смотрела на обоих братьев. Слез у
нее не было.
* * *
Тоня шла по тропинке, глядя в спину мужа, и на ее губах
играла улыбка. Легкая ломота в теле была такой приятной, что теперь хотелось
только одного – рухнуть в постель, на чистые простыни, натянуть на себя толстое
ватное одеяло и спать, спать, спать… Проспать бы всю зиму, как медведи,
подумалось ей. Проснулись, а уже весна. Хорошо!
Виктор обернулся и, увидев ее довольное, улыбающееся лицо, не
удержался и обнял ее, приподнял, и Тоня забарахтала ногами в воздухе:
– Витька, пусти! С ума сошел, тяжело ведь! Пусти, тебе
говорю!
Виктор, смеясь, поставил ее на землю, но в следующую секунду
схватил в охапку и потащил к крыльцу.
– Будешь брыкаться – брошу, – пригрозил он. Лицо у
него было красное, но все равно он был такой красивый, что у Тони перехватило
дыхание. – У нас сегодня баня с доставкой купающихся на дом.
Он почти бегом дотащил ее до ступенек и поставил наконец на
ноги.
– Всем буду рассказывать, что меня муж на руках
носит, – улыбнулась она.
– Рассказывай, пускай завидуют. Еще рассказывай, что
тебя муж очень любит.
Тоня, наклонившаяся было за пакетом, подняла голову и
посмотрела на него.
– Что ты смотришь? Да, любит! Иди сюда, я тебя поцелую…
Тонька, какая ты хорошая, когда у тебя волосы не заплетены в косу!
– Да ты же их не видишь, они под платком.
– Все равно, я знаю, и мне вполне достаточно. Ну что,
любимая супруга, прошу в дом.
Он подошел к двери, порылся в карманах, доставая ключ.
Вставил в скважину, но дверь сама распахнулась, запуская внутрь морозный
вечерний воздух.
– Ой, Вить! – встрепенулась Тоня. – Я же не
смогла дверь закрыть и забыла тебе сказать. Понимаешь, опять ключ не
поворачивался…
Она замолчала, потому что лицо мужа страшно изменилось.
– Чертова дура! – яростно прошипел Виктор. –
Ты что, идиотка, совсем ни черта не соображаешь? Ты оставила входную дверь
открытой?!
– Так ведь ключ…
– Да ты соображаешь, что ты наделала?! – Он
огляделся, словно надеясь увидеть что-нибудь, глаза его забегали по
крыльцу. – Ты понимаешь, что сейчас внутри может быть этот псих?!
Тоня стояла, оторопев от его ярости.
– Так, сделаем вот что… Иди за мной, и чтоб ни звука от
тебя слышно не было, поняла? – шепотом скомандовал он.
Тоня не успела ничего ответить, как он достал из внутреннего
кармана дубленки пистолет и взвел курок. Тихо прошел в распахнутую дверь, и
Тоня, поколебавшись секунду, последовала за ним.
В коридоре было темно. Виктор стянул сапоги, жестами показав
Тоне, чтобы она сделала то же самое. Идти в одних носках было неприятно, из
щелей в полу дуло. Бесшумно подойдя к выключателю, Виктор нажал на клавишу, и в
коридоре зажегся свет. Он быстро осмотрел все углы, поводя пистолетом. Никого.
На противоположном конце коридора угрожающе чернел вход в
сарай – дверь была приоткрыта. Виктор вспомнил, что ходил туда, но не помнил,
закрыл ли за собой дверь. Кажется, закрыл. Да ладно, скорее всего, убийца будет
именно в доме…
– Оставайся здесь, – одними губами произнес он и
приотворил внутреннюю дверь. Послышался тихий скрип, и Виктор беззвучно
выругался.
Тоня, не колеблясь, шагнула вслед за ним, и половица под ее
ногой тоже заскрипела. Виктор обернулся, подошел к ней и отчетливо сказал на
ухо:
– Ты что, не поняла меня? Оставайся в коридоре! И
приготовь свой «Удар»!
Жена стояла молча, отвернувшись в сторону, прислушиваясь к
чему-то, и Виктора охватила злость на эту корову, которая мало того, что
оставила открытый дом, так еще и не понимает, насколько это опасно. Наконец она
повернула голову и прошептала:
– Вить, в доме никого нет.
– С чего ты взяла?
– Я чувствую. Дом говорит.
– Так, закрой рот, – прошептал он, – и
проваливай в коридор.
– Я не пойду, там холодно.
– Твою мать, ты поняла, что я сказал?
– Витя, здесь нет никого…
– Заткнись! – оборвал он ее и, поняв, что Тоня
никуда не уйдет, бесшумно направился к спальне.
Оттуда не доносилось ни звука. Виктор с силой толкнул дверь
и застыл, вжавшись в стену. Осторожно заглянул внутрь, оглядел комнату и
убедился, что она пуста. Следующим был зал. Быстро ступая, Виктор прошел
несколько шагов, и его словно ударило. Дверь была открыта, а он помнил
совершенно точно, что прикрывал ее, когда выходил. Держа пистолет перед собой,
он медленно подкрался к проему и замер, не решаясь заглянуть внутрь.
Тоня стояла, прислонившись к стене, глядя на мужа с
тревожным ожиданием. Она понимала, что дом пустой, об этом говорили все ее
чувства, но ничего не могла поделать. Она представила, что Виктор вот так же
будет обходить каждую комнату, и ей стало плохо.
– Вить! – тихо окликнула она, собираясь предложить
ему позвать соседей. – Вить, послушай, тут никого нет, но, если хочешь…
Тоня не успела договорить – Виктор сделал один шаг и
оказался в зале. Три последовавших один за другим выстрела словно разорвали
воздух в доме и оглушили ее, оглушили так, что в ушах что-то треснуло и в
голове установился низкий звон. Под этот звон, раздающийся внутри, она, ничего
не соображая, тоже переступила порог.
