Он замолчал. Мишка тоже не говорил ни слова, только сидел с
помрачневшим лицом.
– Ты правда думаешь, – выдавил он наконец, –
что тот урод кого-нибудь из нас… из наших… может убить?
– Вполне, – искренне сказал Витька. – Если бы
не думал, не затевал бы ничего.
– Тогда давай, в самом деле, на завтра. Ладно, мы
отчалили. Пошли, Сень.
Оба встали и скрылись за подсолнухами. Витька задумчиво
посмотрел им вслед и поздравил себя: если бы сейчас ему не удалось уговорить
Мишку, на его авторитете можно было бы ставить крест. Но вроде бы убедил. Черт,
ведь неожиданно – вот что главное! Но говорил он, похоже, проникновенно и
убедительно. Еще и стихи откуда-то вылезли, ни к селу ни к городу.
Витька вспомнил, как цитировал Бродского, и рассмеялся. Надо
же! Но ведь прокатило, и еще как прокатило. Вот что значит талант!
Довольный собой, Витька поднялся и осторожно пошел по следам
Мишки с Сенькой, не думая ни о состоявшемся разговоре, ни о завтрашнем вечере.
Глава 14
Хи-хи, всполошились! Ишь, сколько суеты, и все из-за одной
маленькой бумажки со стихами. А ты вспомнил, правда? Сразу вспомнил, потому и
запаниковал.
Вот оно! Вот это сладостное чувство, которое охватывает
меня, когда я вижу твое растерянное лицо. Правда, пока только растерянное…
Я не могу даже представить, какое же ощущение овладеет мной,
когда я сделаю то, что надо. Наверное, это будет счастье.
Ищи, ищи. Думай, думай. Кричи на нее, глупую…
Скоро я приду к тебе еще раз, и на этот раз я буду ближе. А
потом совсем близко.
А потом тебя не будет.
Одеваясь, она взяла с собой банку и засунула ее в пакет. Кто
знает, вдруг у Антонины нет лишних банок. И что тогда? А так – пожалуйста, тара
с собой. Стараясь подбодрить себя этими веселенькими мыслями, Тоня вышла и
закрыла дверь. Новый замок запирался плохо: мастер предупредил, что так и
будет, пока он не разработается. Интересно, подумала она, сколько еще ждать.
Ключ провернулся с таким трудом, что даже пальцам стало больно. Тоня оглядела
черные деревья, постояла в нерешительности на крыльце и шагнула на дорожку.
Поле теперь было покрыто снегом, и за Тоней осталась дорожка
следов. Ей пришла в голову сумасшедшая мысль, что Виктор захочет за ней
проследить и легко найдет ее по следам, как зверя. «Что за глупости, –
поморщилась она, – перестань ерундой голову забивать». Легко было сказать
– перестань, когда дом Антонины уже показался за лесом, но гораздо сложнее
сделать: в голову, как назло, полезли бредовые, страшные мысли. Тоня ускорила
шаг, обогнула лес и вышла к забору.
Калитка оказалась открытой, но колоды во дворе не было, что
она отметила с облегчением. Тоня прошла вокруг дома и постучалась в ближнее
окно. Отдернулась занавеска, и за стеклом показалось хмурое, заспанное темное
лицо. Несколько секунд Антонина не сводила с Тони взгляда раскосых темных глаз,
потом занавеска закрылась. Через минуту послышалось, как стукнула входная
дверь, и Тоня пошла обратно.
Ведьма – по-другому Тоня страшную женщину уже не называла –
куталась в большой черный платок, стоя на крыльце в тапочках на босу ногу. Тоня
зацепилась взглядом за ее крепкие, жилистые, все в синих венах ноги и никак не
могла начать говорить.
– Что таращишься? – хрипло спросила
Антонина. – Чего пришла-то, говори.
– У меня… – начала Тоня, – закончился… вот…
Она вытащила из пакета банку и показала ее Антонине.
– И от меня тебе чего нужно? – хмыкнула та.
– Еще настоя, если можно.
Она постаралась, чтобы голос звучал увереннее. Но тут, как
нарочно, в голове всплыла картинка: безжизненное тело с запрокинутой набок
головой и приоткрытыми мертвыми глазами, и Тоня сжала кулаки, взмолившись,
чтобы этот страх поскорее закончился.
– Чего ж нельзя-то? – Тонкогубый рот растянулся в
подобии ухмылки. Антонине явно было весело, а Тоне, наоборот, стало совсем
плохо. Что ж она наделала? Мгновенно все ее здравые рассуждения о том, что
Глафира умерла из-за простого, обычного, такого понятного убийства, показались
ей совершеннейшей ерундой, попыткой успокоить себя, только и всего. Нет, это они
ее убили!
Но в ту секунду, когда Тоня уже готова была сорваться с
места и броситься бежать прочь, прочь от страшного места, от старого дома с его
уродливой хозяйкой, от своего желания иметь ребенка, в ту самую секунду
Антонина повернулась и вошла в дом. От звука хлопнувшей двери Тоня словно
очнулась. «Куда она ушла? Может, она просто не хочет со мной разговаривать?»
Облегчение пополам с разочарованием охватили ее, но тут
дверь опять распахнулась, и Антонина вынесла на порог другую банку, с таким же
темно-коричневым настоем. Банка была закрыта металлической заворачивающейся
крышкой с изображением соленых огурцов и помидоров, и неуместность такой крышки
почему-то успокоила Тоню.
– Берешь? – Антонина качнула банку, которую
держала в руках.
Тоня кивнула в ответ, стараясь глядеть ведьме в глаза. Но
темные, почти черные глаза без зрачка смотрели не на нее, а в сторону леса.
Тоня обернулась, пытаясь понять, что женщина там увидела, но за полем было
пустынно.
– Деньги мне принесешь, – произнесла Антонина,
по-прежнему глядя в сторону. – Положишь вот тут, на крыльцо, – она
показала на маленькую полочку, на которой лежал деревянный брусок. – Через
три дня и принесешь, поняла? А варево – на, держи.
Она поставила банку на полочку, и Тоня уже протянула к ней
руку, когда сообразила кое-что.
– Сколько принести?
Помолчав, ведьма что-то прикинула в уме и ответила:
– Пять тысяч. Через три дня, поняла?
Она сплюнула через перила и исчезла в доме.
Тоня осталась стоять, глядя на банку с настоем.
С одной стороны, таких денег у нее не было, просто потому,
что сама она не зарабатывала. С другой, для их бюджета не столь уж сумма и
велика. Тоня очень надеялась, что Антонинины травки помогут ей забеременеть, и
к тому же с облегчением поняла, что ей не придется уже смотреть ни на какую
колоду или делать еще что-то непонятное и пугающее. Установив в пакете банку
как можно аккуратнее, чтобы не опрокинулась, и крепко сжав его ручки, Тоня
быстрыми шагами двинулась к ограде. Мысли о том, что можно не принести колдунье
денег, у нее даже не возникло.
Тоня пролетела через всю деревню почти бегом. Запыхавшись,
поднялась к своей двери, повернула-таки ключ, который никак не хотел проворачиваться,
и, не раздеваясь, прошла в зал – посмотреть, во сколько завтра восход. Кивнув в
подтверждение своим мыслям, сбросила куртку и отнесла банку на место – туда,
где стояла прежняя. Теперь нужно было подумать, что сказать мужу вечером, но
этот вопрос Тоню не очень беспокоил. Учитывая, сколько раз Виктор упоминал, что
траты меньше ста – ста пятидесяти долларов вообще не являются существенными,
она обоснованно полагала, что проблем у нее не возникнет: пять тысяч рублей не
намного больше названной им суммы. Она провела пальцами по стеклу, за которым
бултыхались измельченные листики и стебельки неизвестных ей травок, вернулась в
зал, легла на диван и моментально уснула.
