– Тонь, поднимись!
– Зачем?
– Поднимись, я сказал.
Тоня нехотя забралась по лестнице наверх и обнаружила мужа
озирающимся посреди комнаты, заваленной вещами. Почти все она покрыла пленкой и
не понимала, что он теперь хочет увидеть.
– Так, это надо разобрать, – сказал он решительно.
Тоня уставилась на него, но Виктор, по-видимому, не шутил.
– Разобрать? – переспросила. – Зачем?
– Да, черт тебя возьми, все затем же! – взорвался
он. – Мало ли что этот псих тут оставил!
– Да какой псих? Что он мог тут оставить?
– Ищи давай! – скомандовал муж. – Не
препирайся.
Тоня сделала два шага к лестнице и собралась спускаться.
– Ты куда пошла?
– Знаешь что, Витя, – задумчиво сказала
Тоня, – во-первых, я тебе не ищейка. Во-вторых, если здесь и есть псих, то
это ты. Я пойду чайку тебе заварю мятного – попей, успокойся. А когда
спустишься, переоденься. Уже вся рубашка в пыли.
Виктор так и остался стоять с открытым ртом, глядя, как она
уходит. Потом все же выругался и пнул стоящий в углу стул. Стул отлетел, и от
него поднялось облако пыли. Виктор зачихал и, продолжая материться, направился
к лестнице.
Чай они пили молча. Виктор не притронулся к бутербродам, а
Тоня съела их с большим аппетитом.
– Не увлекайся, – не сдержался он. – А то
раздашься, как матушка, не будешь в дверь входить.
Тоня подняла на него глаза, и он опять заметил в ее взгляде
что-то новое, чего раньше не было. Она промолчала, но у Виктора возникло
неприятное чувство, что жена промолчала вовсе не потому, что ей нечего сказать.
Он раздраженно выплеснул чай в раковину и вышел из дома, накинув куртку. «Надо
обойти участок, – решил он, – может, там что-нибудь замечу».
Пока Виктор бесцельно бродил в снегу по саду и огороду, Тоня
сидела на своем любимом месте около окна и напряженно размышляла. Кто-то
оставил в их доме листок со стихотворением… Подумав, она была вынуждена
признать, что, скорее всего, действительно не Сашка и не Коля. Пожалуй, Аркадия
Леонидовича с супругой тоже стоило исключить. А кто еще у них был? Тетя Шура,
Юлькины детишки забегали, когда жили на каникулах, еще кто-то был… Ах да, та
странная женщина из богатого дома, Ольга Сергеевна. У Тони никак не получалось
вспомнить, нашла она стихи до ее визита или после. Только совершенно непонятно,
зачем ей прятать в чужом доме какую-то маленькую бумажку! А еще непонятно, почему
Виктор так вышел из себя.
Хотя, поразмыслив, Тоня пришла к выводу, что все же
понимает, почему муж бесится. Он так любит этот дом, считает его своей
собственностью, и совершенно справедливо, а вдруг обнаруживается, что
неизвестно кто оставил стишки в его комоде. Ну, то есть не совсем в его, но
все-таки… Неприятно. А на второй этаж он полез, чтобы показать, что он все, что
можно, сделал. Вот папа у Тони такой же. Будет весь в грязи, зато доволен –
доказал, что он настоящий мужчина и пыль ему не страшна. Тоня хмыкнула и
решила, что нужно позвать мужа в дом и помириться, а то он может долго по саду
шарахаться, еще простудится.
– Витя! – крикнула она, притоптывая на
крыльце. – Ви-итя!
– Что? – хмуро спросил Виктор, выглядывая из-за
угла.
– Вить, – умоляюще протянула Тоня, – хватит
морозиться! Пойдем домой, я тебе пиццу разогрею, как ты любишь. И вообще,
перестань дуться. Ты молодец, ты все уже осмотрел. Пойдем!
Виктор огляделся по сторонам, словно надеясь увидеть
кого-то, а потом нехотя перевел взгляд на жену.
– Шла бы ты, милая, лесом, – посоветовал
он. – Дурындой ты была, дурындой и останешься, хоть всю тебя чужими
фразами начини. Иди, лопай свою пиццу!
Тоня сначала покраснела, потом краска схлынула с ее щек.
Секунду она не отводила взгляда от безразличного лица мужа, потом повернулась и
опрометью бросилась в дом.
«Нехорошо, – укорил сам себя Виктор. – На жене
плохое настроение срываем? Напрасно, напрасно. Вот теперь Тоня обиделась. С
другой стороны, нельзя же быть такой непроходимо тупой!» С этой мыслью он
направился к соседнему участку с заброшенным домом, остановился и стал
пристально вглядываться в него.
А Тоня, забежав в дом, сбросила куртку и прижала ладони к
пылающим щекам. Господи, как он мог с ней так разговаривать?! На глазах у нее
выступили слезы, губы задрожали, но она изо всех сил сжала зубы, чтобы не
разреветься. «Он еще никогда не разговаривал так со мной, никогда! Что
случилось?! Что я сделала не так?!»
Виктор мог войти в любую минуту. Мысль о том, что муж
увидит, как она плачет, была непереносимой. Что же с ним случилось? Тоня
вскочила, накинула на плечи куртку, на голову платок, натянула сапоги прямо на
домашние носки, на одном из которых была маленькая дырочка, и вышла из дома.
Она быстро прошла через сад, надеясь, что не столкнется с мужем, но Виктор был
с другой стороны дома. Ни о чем не думая, Тоня вышла за калитку и огляделась.
Идти ей было некуда. Идею вернуться домой за деньгами и
уехать к маме она отвергла сразу, потому что считала такое поведение абсолютно
недопустимым в семейной жизни. Да и родители не очень бы обрадовались. Нет,
они, конечно, любили дочь, но полагали, что уходить из дома, от мужа, можно в
самом крайнем случае. А сейчас был не самый крайний, просто… просто… Она
вспомнила, как Виктор обозвал ее, и почувствовала, что щеки опять заливает
краска. Можно было бы просто пройтись по деревне, чтобы успокоиться, и если бы
сейчас было лето, она бы так и поступила. Но ноги в одних только джинсах уже
начинали мерзнуть, руки стыли на ветру. Она чувствовала себя… унизительно. Тоня
никогда не употребляла это слово, но сейчас оно выплыло откуда-то из глубин
памяти и очень точно отразило ее состояние. Она чувствовала себя унизительно, и
самое плохое было то, что она не могла ничем ответить Виктору.
В домике напротив, как и во многих остальных, из трубы
поднимался рваный дымок, и Тоня представила себе бабку Степаниду с работягой
Женькой пьющими чай и ведущими неспешную беседу, и ей стало тоскливо. «Пойду к
ним, – внезапно решила она, – не выгонят же они меня. Да и бабка
Степанида мне, кажется, бывает рада». Тоня представила себе мужа,
обнаружившего, что жена ушла из дома, но сразу поняла: Виктор догадается, что
она у соседей. «В конце концов, по следам найдет», – невесело усмехнулась
она, ступая на только что выпавший снег.
Калитка была открыта. На стук в дверь из дома вышла сама
Степанида и радостно всплеснула руками:
– Ай, кто пожаловал! Давненько не заходила к старухе!
Ну, проходи, проходи… Я одна скучаю, передачи всякие смотрю. И какой только
ерунды, милая моя, не показывают! Уж лучше мы с тобой чайку с Женькиным
печеньем попьем. Он знаешь какое знатное печенье делает?
Тоня угощалась «знатным печеньем» по меньшей мере пять раз,
поэтому только улыбнулась в ответ. В доме было жарко, как всегда, и она
порадовалась, что не надела свитер.
