– Иди. – Колдунья отвернулась и скрылась в сарае.
Тоня встала, покачиваясь, сделала несколько шагов и вынуждена
была сесть прямо на землю. «Господи, что со мной?!» Опять встала, медленно, с
трудом переставляя ноги, дошла до калитки, но сил, чтобы открыть ее, не было.
Мешок оттягивал руку, и Тоне казалось, что в нем по меньшей мере пять
килограммов. Собравшись с силами, она нажала на дверь плечом и вышла за забор.
Внезапно ей стало гораздо легче. Силы прибавились, слабость уменьшилась, и Тоня
побрела по полю хоть и спотыкаясь, но все увереннее и увереннее. Когда дом
колдуньи скрылся за лесом, она присела на поваленное дерево и развязала мешок.
Внутри была обычная стеклянная банка, до краев наполненная темно-коричневой
жидкостью. Тоня завязала мешок, посидела еще немного и направилась к деревне.
Вечером она сидела на диване, рассматривая банку на свет. На
дне плавали кусочки травы, мелкие листочки, какие-то цветы. Тоня не спросила у
Антонины, где хранить банку, и теперь не знала, куда ее поставить, но мысль о
том, чтобы вернуться к ведьме за уточнениями, вызывала у нее дрожь. Теперь она
не сомневалась, что все рассказанное Степанидой правда – никакая Антонина не
знахарка, а самая настоящая ведьма. Тоня вспомнила, что случилось утром, и у
нее опять закружилась голова.
Когда она вернулась домой, оказалось, что уже почти полдень.
Ничего не соображая, Тоня все-таки решила приготовить ужин и погладить. Приняв
такое решение, она опустилась на диван и мгновенно уснула. Проспала почти до
шести и, проснувшись, долго не могла понять, какое сейчас время суток – за
окном уже смеркалось. Наконец сообразила, достала из мешка банку, а мешок
спрятала в комоде. И вот уже полчаса она смотрела на бурую жидкость, а перед
глазами вставали круги на спиле дерева, переплетающиеся между собой.
Тоня мотнула головой, и видение исчезло.
«Вите ничего не буду рассказывать, – подумала она и подошла
к окну, поставив банку на стол. – Никому вообще не буду, и Степаниде
тоже». Как относиться к произошедшему утром, Тоня не знала, поэтому просто
решила не задумываться, а настой выпить, как сказано.
За окном мигнули фары.
«Господи, неужели Витя приехал? – ужаснулась
она. – Так рано?!»
– Тонь, привет! – раздался голос из кухни. –
А ты что опять входную дверь не запираешь?
– Я запираю! – крикнула Тоня, схватив банку и
заметавшись с ней по комнате.
– А почему открыто было?
– Я выходила, – соврала она, сунула банку на
книжную полку и прикрыла ее книжкой.
На пороге появился довольный Виктор.
– Вить, а ты что так рано сегодня?
– Ну вот, поздно прихожу – плохо, рано – еще
хуже, – усмехнулся он. – Да все нормально, там мужики без меня,
думаю, обойдутся. А ты почему такая бледная, супруга моя? Не заболела?
– Нет-нет, но я что-то спала сегодня много, весь день.
Вить, ты извини, – виновато произнесла Тоня, – у меня ужина нет. Я
тебя вчерашним супчиком покормлю, ладно?
– Да корми чем хочешь, только побыстрее – я без обеда
сегодня. Представляешь, приезжает комиссия…
Тоня отключилась. Виктор оживленно рассказывал о чем-то, она
машинально кивала, вставляла разные междометия, но совершенно не воспринимала
его слов. Очнулась она только тогда, когда Виктор, сбившись на полуслове,
спросил:
– А это что за фантазия?
Тоня резко обернулась. Виктор стоял у книжной полки, держа в
руках банку с настоем. Брови его были нахмурены.
– Откуда?
Быстро подойдя к нему, она осторожно взяла банку.
– Мне врач посоветовала пить настой зверобоя. Я сейчас
уберу.
Глафира вышла из дома вечером, оглядываясь по сторонам по
старой детской привычке. Не то чтобы она кого-то боялась… Впрочем, боялась,
призналась она самой себе. Ведьмы проклятущей, которая ей полжизни испортила,
порчу страшную наложила, так что теперь жить ей без ребеночка до конца дней. А
ребеночка хотелось, очень хотелось…
От мыслей об Антонине Глафира поежилась, хотя вечер был
безветренный. Ничего, зато она неплохо над той сучкой молоденькой подшутила,
которую таким же гадким именем зовут. Ха, вздумала ей, Глафире, про детей
вопросы задавать! Стерва…
Вспоминая Витькину жену, Глафира сама не заметила, как дошла
до почтальонова дома. «Да какой он теперь почтальонов! – хмыкнула
она. – Чернявским теперь его называть будут, а не почтальоновым. Будто
здесь много почтальонов осталось…»
Впереди послышалось покашливание, и Глафира остановилась,
вглядываясь в темноту. Видела она хорошо, но человек стоял около соседнего
дома, прячась за крыльцом.
Глафиру опять пробрала легкая оторопь. «Вернуться бы, и черт
с ней», – мелькнуло у нее в голове. На секунду она застыла на месте, но
тут же передернула плечами: нет уж, на сей раз она ее не испугается. Хватит,
набоялась! Еще вопрос, кто кого теперь будет бояться!
Глашка хмыкнула и шагнула в сторону крыльца.
На следующий день Тоня проснулась в шесть утра, совершенно
забыв, что сегодня суббота и можно поспать подольше, но взглянула на спящего
мужа и поняла, что зря встала. Виктор крепко спал, негромко всхрапывая во сне.
Она укрыла его одеялом и подвинула обогреватель поближе к кровати.
Шлепая босыми ногами по холодному полу, Тоня вышла на кухню
и проверила, на месте ли банка. Разумеется, банка стояла там, где Тоня ее вчера
поставила. Она вернулась, уселась в зале перед окном и стала смотреть в сад.
Вокруг дома было темно. Контуры деревьев еле угадывались, и
только рябинка прямо перед окном была хорошо видна. Медленно, незаметно
проступали очертания сада – деревьев, кустов. Сначала проявлялись стволы
ближних трех яблонь, за ними – дальних, потом из сумрака словно выплывали
крупные ветки, и вот уже можно было различить и отдельные веточки. А потом
становилось все светлее и светлее, и сад уже высвечивался весь, и только пелена
дождя или тумана могла скрыть его. Сад просыпался, и дом просыпался вместе с
ним.
Тоне нравилось их неторопливое пробуждение. Она могла сидеть
так долго, ничего не делая и сама себе удивляясь. Почему-то в городе у нее не
было такой привычки.
Сейчас она смотрела за окно, кутаясь в плед и ожидая того
момента, когда весь сад будет перед ней как на ладони и можно будет выскочить
на улицу. Ждать придется еще долго, но сумрак уже отпустил старую яблоню, самую
ближнюю к дому, и Тоня вглядывалась в корявое дерево.
«День, наверное, будет хороший», – подумалось ей. Она
уже научилась по первым рассветным часам определять, будет сегодня ясно или
пасмурно, хотя сама не знала, как у нее так получается. «Пойдем гулять, и
никаких гостей! – мелькало у нее в голове. – А еще лучше – поедем
наконец в Москву и походим по центру». Мысли усыпляли ее, и она, зажмурившись,
откинулась на спинку дивана.
