«Пойду», – решила Тоня и направилась в дальний конец
деревни. На улице по-прежнему никого не было, но теперь она улавливала движение
занавесок, любопытные взгляды из окон, слышала голоса из домов. Деревня
проснулась. На опавших листьях виднелась белая кайма, и Тоня зябко куталась в
куртку, жалея, что не взяла шарф. Да и перчатки можно было бы надеть. Чтобы не
замерзнуть, она пошла быстрее, не обращая внимания на дома по обеим сторонам
дороги. Наконец дошла до крайнего коттеджа – настоящего кирпичного коттеджа, с
решетками на окнах. Миновав его, спустилась по небольшому склону вниз и
двинулась вдоль поля.
Как и говорил Виктор, минут через пять она увидела за
деревьями крышу одиноко стоящего дома, решительно свернула к нему и зашагала
напрямик через поле. Теперь она радовалась заморозку: если бы не он, сейчас бы
шлепала не по твердой застывшей земле, а по грязи. Под ногами еле виднелась
тропинка, из чего она заключила, что деревенские к Антонине все-таки ходят.
«Деревенские! – усмехнулась Тоня. – А ты сама кто
теперь такая? Привыкай!» Она обогнула край леса и оказалась на пригорке прямо
перед домом, со всех сторон окруженным невысоким частоколом. Во дворе было
тихо. Молодая женщина на секунду замедлила шаг, но потом упрямо тряхнула
головой и спустилась вниз, к калитке. Пошарив рукой за калиткой, нащупала
простенький засов, откинула его и вошла во двор.
Глафира вернулась домой после салона и прошла в спальню,
даже не погладив Шейлока.
Кот изумился, оскорбленно посмотрел ей вслед и шмыгнул было
на кухню, но плошка оказалась пустой. Ага, сегодня еду нужно выпрашивать…
Шейлок, умилительно мурлыча, прошествовал в комнату, прыгнул на кровать,
потерся о руку хозяйки. Но женщина сидела неподвижно и, что совсем уж странно,
не протянула руки, чтобы почесать его за ухом. Что там за ухом – хозяйка с ним
даже не поздоровалась!
Шейлок настойчиво мурлыкнул и полез к Глафире на колени, но
тут сильные пальцы схватили его за шкирку и сбросили с кровати. Его,
потомственного перса! Да они, человеческие плебеи, недостойны того, чтобы жить
с ним в одном доме! Кот зло фыркнул и прыгнул на кресло в углу, настороженно
наблюдая за женщиной. В золотистых его глазах светились злость и удивление:
непонятно, чего еще ожидать от хозяйки, которая сидела неподвижно, вертя на
пальце поблескивающее кольцо.
Внезапно она встала. Кот насторожился. Но хозяйка подошла к
окну, постояла пару минут и вернулась на кровать.
– Зачем тебе это нужно, сволочь? – вслух спросила
она.
Шейлок поднял уши: «Это ты мне?»
– Ну и что же ты задумала? – повторила Глафира,
глядя в пространство. – Может, мне им все рассказать?
Шейлок понял, что она не в себе – обычно хозяйка
разговаривала либо с ним, либо со своим самцом, но теперь ее слова относились
непонятно к кому.
Перемены? Перемен перс не любил. Он замер, стараясь понять,
что происходит.
От хозяйки пахло удивлением. Неприятным удивлением, понял
кот. А еще какой-то странной смесью: недоверием, тревогой. Чем-то плохим,
чем-то настороженным – он не мог разобраться. Но был один запах, который ему
особенно не понравился, потому что кот никогда не чуял раньше, чтобы от женщины
так пахло. Даже тогда, когда однажды самец ударил ее.
Пахло страхом.
Шейлок спрыгнул с кресла и растворился за дверью.
Оглядывая двор, Тоня медленно двигалась к крыльцу. Двор как
двор, ничего особенного, разве что какая-то странная колода стоит посередине, похожая
на спил огромного дерева. Покосившись на нее, она подошла к дому и осторожно
постучала в стену. Тишина. Постучала еще раз. То же самое.
– Хозяюшка! – негромко позвала Тоня и удивилась,
насколько робко и неуверенно прозвучал ее голос.
«Нужно на крыльцо подняться, к двери», – подумала она,
но не решилась. Постояла, потянула время, разглядывая дом. Он оказался совсем
небольшим, окна выходили на лес, и, в общем-то, можно было просто обойти его с
другой стороны и постучать в окошко – тогда бы в доме наверняка услышали. Она
еще раз постучала в стенку дома, по-прежнему безрезультатно, и замерла в
растерянности: к такой ситуации Тоня оказалась не готова. Из дома никто не
выходил, возвращаться обратно было глупо, стоять здесь – еще глупее. Оставалось
два варианта – либо подняться на крыльцо и постучать в дверь, либо обойти дом и
постучать в окна. Может быть, просто войти, если дверь не заперта? Нет, это
было совсем нехорошо.
«Господи, да о чем я думаю? – неожиданно пришло в
голову Тоне. – Стою здесь, как ненормальная, не могу до знахарки
достучаться! Да ей же, наверное, под сто лет, она просто не слышит!»
Обругав себя, Тоня почувствовала внезапную решимость: хватит
стоять на месте и ждать неизвестно чего, нужно просто обойти дом кругом и
побарабанить в окошко. Приняв такое решение, она повернулась и не смогла
сдержать вскрика. Прямо перед ней стояла темная фигура с капюшоном на голове.
Тоне стало страшно. Что-то очень угрожающее было в человеке,
закрывшем лицо капюшоном так, что не было видно ничего, кроме крепко сжатых
губ, и стоявшем за Тониной спиной неизвестно сколько времени. Вот что напугало
Тоню больше всего – она судорожно пыталась найти объяснение тому, откуда же
появилось странное существо.
– Простите, – начала Тоня, справившись с
испугом, – я ищу Антонину. Это вы?
Господи, может, это вообще мужчина? Что делать дальше?
Вопросы промелькнули у нее в голове, пока фигура молча
стояла перед ней, за долю секунды. Но тут краем глаза Тоня заметила приотворенную
дверь сарая, и простое открытие мгновенно привело ее в себя: хозяйка наверняка
из сарая вышла.
Женщина перед ней стояла по-прежнему молча. Но способность
здраво рассуждать вернулась к Тоне так же быстро, как исчезла. «Она же
старая, – мелькнула мысль, – наверное, плохо слышит».
– Простите! – громко сказала Тоня. – Как мне
найти Антонину?
– Что орешь? До чертей докричаться хочешь? –
раздался хрипловатый голос, и в следующую секунду женщина откинула капюшон с
головы. Тоня с удивлением уставилась ей в лицо.
Почему-то она ожидала, что знахарка окажется дряхлой
старухой, такого же возраста, как Степанида, или даже старше. И хотя сама
Степанида дряхлой вовсе не была, это не мешало Тоне воображать подслеповатую
развалину с клюкой.
Но перед ней стояла высокая седая женщина лет шестидесяти с
резкими, почти грубыми чертами лица. Почти безгубый рот, широкий нос с крупными
ноздрями и чуть раскосые черные глаза под седыми бровями… Женщина была если не
уродливой, то очень некрасивой. Но старухой ее никак нельзя было назвать. Без
всякого выражения она смотрела на Тоню, и та поняла, что молчание слишком
затянулось.
– Простите, – опять начала она, – мне
Степанида Семеновна посоветовала к вам обратиться. Я была в гостях у Глафиры
Рыбкиной, и после этого…
