Когда очнулась, был уже вечер. Сначала Глашка долго не могла
понять, где она, и бестолково вертела головой в разные стороны, но потом смутно
вспомнила, что увидела с дороги дом и свернула к нему. Стало быть, она в сарае
этого дома… Но за деревней был только один дом, стоявший наособицу, и Глашке не
нужно было рассказывать, кто в нем хозяйка. Девчонка в страхе вскочила,
метнулась во двор и наткнулась прямо на высокую черноволосую женщину с резкими,
грубыми чертами лица, без выражения смотревшую на нее. Глашка хотела заорать,
но язык словно онемел, руки и ноги перестали слушаться, и она медленно уселась
на землю перед сараем. Женщина постояла над ней, потом молча повернулась и
вошла в сарай.
«Сейчас топором зарубит, – с ужасом поняла
Глашка, – а потом или съест, или на снадобья свои пустит». Она уже даже
представила свою отрубленную голову, валяющуюся на траве… И в тот момент ведьма
вышла из сарая и присела перед ней на корточки. Топора у нее в руках не было,
что Глашку совершенно не успокоило. И тут на нее нашло: она уставилась прямо в
черные глаза, смотревшие по-прежнему без выражения, и нахально сказала:
– Ну что, так и будем пялиться друг на друга? Вы бы мне
хоть попить дали, а то я от солнца чуть не сдохла. Еще и вам бы отвечать за
меня пришлось.
Какая-то маленькая часть Глашки вопила изо всех сил, что она
спятила, сошла с ума и нужно попытаться убежать отсюда, но другая часть, сию
секунду произнесшая нечто совершенно немыслимое, сказала вслух:
– Вы говорить-то умеете?
Позже Глашка, не любившая вообще-то вспоминать этот эпизод,
пару раз задумывалась, что заставило страшную бабу встать, кивнуть в сторону
крыльца и сказать:
– Вон, вода в ведрах, иди и набери. Кружку ополосни
потом.
Но никаких идей по поводу мотивов поступка ведьмы у Глашки
не возникало. Все знали, что Антонина отличается нравом злобным, и никогда без
крайней надобности не то что на ее двор не заходили, а и мимо-то шли крестясь.
Почему она не выгнала хамоватую девчонку, было совершенно непонятно. «Наверное,
силу мою почувствовала, – довольно думала Глафира, став постарше, –
вроде как я своя, значит».
А тогда она напилась воды, спустилась с крыльца и
почувствовала, что ее шатает. Точно, перегрелась! Глашка дошла до тени сарая и
опять уселась на землю.
– Домой иди, – бросила женщина из сарая.
– Не пойду, – отозвалась Глашка. – Плохо мне.
И дома меня никто не ждет. Никому я там не нужна.
Ведьма вышла с палками в руках, метнула на девчонку быстрый
взгляд, но ничего не сказала. Уложила палки грудой возле дома и вернулась в
сарай. Следующие десять минут она все вытаскивала и вытаскивала из сарая
длинные палки и прутья, и Глашка никак не могла понять, зачем они ведьме нужны.
Неожиданно из сарая раздалось мычание, и Глашка вздрогнула: ей и в голову не
приходило, что у ведьмы может быть корова.
– Как коровушку вашу зовут? – крикнула она в
сарай, но ответа не последовало.
Глашка встала, убедилась в том, что крепко стоит на ногах,
зашла в сарай и, вглядываясь в темноту, буркнула:
– Давайте помогу, что ли, палки-то ваши таскать.
Она прошла мимо темной фигуры в углу, сгребла в охапку кучу
палок и потащила их к дому, испытывая глубокое удовлетворение: вот кому она
будет помогать! А бабка пускай хоть обделается, а посуду после ужина будет сама
мыть.
На протяжении следующих двух недель она приходила к Антонине
каждый день, как только семья заканчивала обедать, и оставалась там до ужина.
Ни битье бабки, ни уговоры Василия на нее не действовали, и в конце концов от
Глашки отступились, махнув на девчонку рукой: пусть шляется, где хочет. Все
равно хоть полдня, да помогает. Антонина на приход девочки не реагировала, но и
не гнала, и Глашка помогала, чем могла, а когда ничем не могла, просто сидела
на земле около сарая и смотрела, что делает ведьма.
Впрочем, ничего особенного та не делала, к большому
разочарованию Глашки: она ожидала ужасного колдовства, заговоров и еще
чего-нибудь такого, о чем рассказывали деревенские девчонки, закрывшись в
темной комнате и зажигая свечку, чтобы было страшнее. Но женщина занималась
обычными делами: копалась в грядках, чинила покосившийся забор, полола траву,
отдраивала кастрюли. Время от времени она уходила в дом, куда Глашку не звала,
и девчонка покорно оставалась ждать на своем месте около сарая. Вскоре она
познакомилась с Антонининым котом – неприятным зверюгой, который, проходя мимо
Глашки, издавал странный, глухой мяв. Что он хотел этим сказать, она не
понимала, но кота сторонилась и гладить опасалась. Собаки у Антонины не было.
Через десять дней Глашка пришла к колдунье с рассеченной
бровью, вокруг которой чернела запекшаяся кровь. Обычно Антонина девчонку
игнорировала, но на сей раз, бросив на нее взгляд, спросила без всякого
приветствия:
– Откуда?
– Что? – не поняла сразу Глашка, удивленная тем,
что первый раз за долгое время слышит голос Антонины. – Ах, это… Пашка
меня огрел, за то, что я ему кота не дала мучить. А зачем он ему хвост
поджигал? Живая тварь все-таки! Подумаешь, мышей не ловит, у них, кроме
Барсика, еще две кошки, вот те ловчие. Больно саданул, придурок… –
пожаловалась она, осторожно дотрагиваясь до брови.
Антонина постояла секунду, потом прошла в дом и вышла оттуда
минут через пять. В руках у не была чашка, а в чашке оказался густой, сильно
пахнущий настой. Глашка уловила запах череды, который хорошо знала: бабка всю
жизнь ополаскивала настоем череды волосы. Пыталась и Глашку заставлять, но та
сопротивлялась отчаянно, и бабка отстала.
Антонина смочила в настое тряпку и прижала к Глашкиному лбу.
По лицу сразу потекли струйки теплой жидкости, а в нос ударил еще какой-то
незнакомый, едкий запах. Ранку стало жечь. Глашка поморщилась, но ничего не
сказала. Подержав тряпку минуты две, ведьма выжала ее и бросила девчонке:
– Держи, оботрись.
Та стерла с лица и шеи темные разводы и потрогала болячку.
Жечь перестало.
– А это что? – кивнула Глашка на жидкость, в
общем-то не ожидая ответа: она уже привыкла к постоянному молчанию Антонины.
– Лекарство, – неожиданно ответила женщина. –
Чтобы синяка у тебя не было и не болело.
Антонина повернулась к ней спиной и не увидела, что лицо
Глашки озарилось радостной улыбкой.
Спустя неделю Глашка пришла с зареванным лицом и синяком под
глазом. Антонина покосилась на нее, но ничего не спросила. Через три дня синяк
исчез, но Глашка явилась вся в волдырях.
– Ты что, – не выдержала Антонина, – в
крапиву упала?
– Упала, – отвернувшись, буркнула Глашка.
Несколько минут занимались прополкой, потом ведьма спросила:
– Опять кто обидел?
Глашка немного помолчала, потом всхлипнула и кивнула.
