Но Тоня на третий же день проживания здесь объявила, что
«заведение» в таком виде ее не устраивает. Дело было не только в старом
сиденье, или в ободранных стенах, или просто в том, что для человека,
привыкшего пользоваться унитазом в городской квартире, оказаться в деревенском
сортире не слишком-то радостно. Дело было в другом: Тоня испытывала страх.
Когда ночью она выходила в коридор, включала тусклую лампочку и шла в сарай, а
там включала другую и наконец оказывалась в маленькой кабинке, она откровенно
боялась. Дом нависал над ней, грязный сарай скрипел всеми своими частями, а в
темных углах то и дело раздавалось непонятное шуршание. В конце концов однажды
во время Тониной ночной вылазки из кучи обрезков в углу сарая выскочила с мяуканьем
облезлая кошка, напугав до полусмерти. После этого Тоня заставила Виктора
отложить другие дела и заняться приведением в порядок сарая и туалета. С
сараем, конечно, задача была совершенно неисполнимая, но хотя бы яркий свет
Виктор туда провел и расчистил все завалы по углам.
– Тонь, – качал он головой, – вот твои деды и
бабки, извини меня за прямолинейность, на ведро ходили, а тебе вполне
нормальный сортир не подходит! Да несчастная кошка, наверное, половину шерсти
от страха потеряла, когда ты завизжала. Странно, как к нам соседи не заявились!
– Знаешь, Вить, – парировала Тоня, – твой дед
на велосипеде ездил всю жизнь и «Волгу» считал несбыточной мечтой, а ты «Ауди»
хочешь на «Тойоту» поменять, потому что тебе посадка не хороша. Вот считай, что
и мне посадка не подходит, ладно?
Виктор только головой покачал, исподтишка поглядывая на жену
с некоторым удивлением. Откуда что берется, а? Раньше, скажи он ей про деда с
бабкой, залилась бы краской и быстренько на кухню бы побежала – блины печь и
успокаиваться, а теперь не только глазом не моргнет, но еще и парировать
научилась. С одной стороны, это, конечно, радует, но с другой – заставляет
задуматься: с чего бы такие метаморфозы? Дом, что ли, на нее действует?
Через неделю охотник Женька приступил к ремонту забора. Как
и опасалась Тоня, одному ему справляться было тяжело, он позвал на помощь
маленького мужичка, назвавшегося Петром Иванычем, и вдвоем они уже третий день
вымеряли ограду и устанавливали тяжелые столбы, привезенные Виктором взамен
подгнивших. Работали по нескольку часов, потому что в остальное время Женька,
взяв ружье, уходил в лес. Что он приносил, Тоня не знала, но к охоте Женька
относился трепетно и не мог обойтись без нее ни дня, говоря с важным видом:
– Я человек лесной: не подышу лесным воздухом день, и
все, значит, прожил его зря!
– А как же вы в городе-то обходитесь? – улыбалась
Тоня.
– А в городе у меня все дни проходят зря, –
совершенно серьезно отвечал, пощипывая реденькую бороденку, Женька. – Так,
приработок, а смысла в моей деятельности и нет никакого. Смысл – вот он, тут!
И Женька широким жестом обводил рукой вокруг себя. Виктор
откровенно подсмеивался над ним и прозвал «наш философ», но Тоне охотник как-то
раз оказал большую услугу.
В начале ноября, когда забор был уже почти закончен, Тоня за
какой-то надобностью вышла в сад и, бросив случайный взгляд на соседний
участок, остановилась. Под старой яблоней, той самой, с которой она пыталась
набрать райских яблок на варенье, лежало что-то темное, большое, похожее на
свернувшуюся собаку. Тоня подошла поближе и разглядела на земле, среди мокрой
пожухлой травы, старую куртку, всю рваную, с вылезающим из дыр белым
синтепоном.
– Странно, – вслух сказала она.
Кому понадобилось бросать мусор на соседском участке?
Поразмыслив, она решила, что на выходные Колька опять привозил Юльку с
ребятишками, они, наверное, и притащили куртку. Тоня пожала плечами и вернулась
в дом, но что-то в этой версии ей не понравилось.
– Тетя Шура! – крикнула она вечером через ограду.
– Что, Тонь?
– К вам Юлька приезжала в выходные? Я что-то их не
видела.
– Нет, Тонь, не приезжала. У нее ребятишки болеют, оба,
вот она с ними и сидит. Погода-то какая пакостная стоит, а? Что делается, что
делается….
Тетя Шура еще что-то ворчала, но Тоня не слушала. Она
медленно обошла сад и подошла к забору.
Куртки не было.
С одной стороны, ерунда: мало ли кто зашел на участок,
подумаешь? В конце концов, могли приехать сами хозяева. Тоня внимательно
посмотрела на окна, но дом по-прежнему выглядел совершенно нежилым. С другой
стороны, у нее было странное ощущение, словно что-то здесь не так… Кому
понадобилось оставлять какую-то ветошь, а потом ее уносить?
Тоня еще раз оглядела голые стволы деревьев на соседнем
участке, а потом приняла решение. Быстро подойдя к задней части забора, еще не
переделанной работягой Женькой, она пролезла в дырку и осторожно пошла среди
деревьев, вертя головой во все стороны. Никого. Она уже собиралась
возвращаться, когда какой-то слабый звук привлек ее внимание. Он доносился с
другой стороны пустого дома, от крыльца. Кто-то не то шуршал, не то скребся….
Ускорив шаг, Тоня завернула за угол дома и остановилась в
недоумении. На земле, разложив под собой ту самую куртку, сидел Евграф
Владиленович, весь обросший черной щетиной, в серой грязной телогрейке, и
распиливал небольшой ножовкой задвижку на дверце в стенке крыльца. Секунду Тоня
в недоумении смотрела на него, не понимая, зачем он это делает. У них самих в
крыльце была точно такая же небольшая дверца, за которой хранился всякий мусор,
который мог когда-нибудь пригодиться, – куски шифера, старый рубероид,
доски… Она прекрасно знала, что в деревенских хозяйствах любому закрытому
пространству находится применение, и позволить пропадать двум квадратным метрам
под крыльцом просто глупо. Но что понадобилось в соседском закутке Графке?
Задать вопрос она не успела. Старик резко обернулся к ней,
глаза его расширились, и, выматерившись, он вскочил со своей импровизированной
подстилки.
– Вы что здесь делаете? – стараясь, чтобы голос
звучал строго, громко спросила Тоня.
– А ну пошла отсюда, коза драная! – Хриплый голос
алкаша был полон ненависти. – Для муженька своего шпионишь? – Старик
присовокупил к сказанному несколько слов, от которых Тоня покраснела.
– Сам пошел вон отсюда, – решительно сказала
она. – Еще раз тебя тут увижу, скажу участковому, понял? Давай, давай,
забирай свое тряпье и проваливай!
Старик дрожащей рукой направил на нее ножовку. Лицо его
исказилось, он зашипел так, что слюна полетела в разные стороны:
– Ах ты сучка! Вот нашел Витька сучку себе под стать!
Ну ничего, ничего, радуйтесь, пока можете, а потом посмотрю я на тебя, как ты
взвоешь! Думаешь, этих извели, и меня сможете? Нет, не сможете, Евграфа так
просто не убьешь! А вот как попадете на живодерню, так я посмотрю, как
шкурку-то твою беленькую снимут… Ха-ха-ха! – И старик зашелся в жутком
смехе, который мог исходить только от сумасшедшего.
