Последний, сидящий справа, Тоне тоже понравился. Улыбка во
весь рот открывала неровные зубы, но мальчишка их явно не стеснялся. Высокий,
крепко сбитый, он казался младше своего русого соседа именно из-за выражения
лица – совершенно детского, щенячьего выражения восторга оттого, что его
фотографируют, что потом он сможет рассматривать себя на карточке и показывать
друзьям и знакомым. Младший брат Тони был точно таким же, и она некстати
вспомнила, каких трудов стоило двум другим братьям и самой Тоне отучить его,
маленького, от курения, к которому его за один вечер пристрастил кто-то из
старших школьников, в компании которых Лешка случайно оказался. Слова о вреде
курения для него были пустым звуком, и он, не скрываясь, радостно рассказывал,
что его даже не стошнило после первой сигареты, хотя и Вовика, и
Серегу-Толстяка тошнило, он сам видел. Не действовала даже угроза рассказать
все отцу. Тогда они втроем заставили его выкурить полпачки, и Тоня до сих пор
бледнела, вспоминая тот жутковатый урок. Но зато Лешка долго не мог без
отвращения смотреть на сигареты и курить по-настоящему так и не начал.
Тоня с фотографией в руках пошла в залу, забыв задвинуть
ящик комода. «Виктору покажу, – подумала она, – если он знает детей
тети Шуры, то, наверное, знает и остальных». Она уселась за стол, посмотрела на
снимок еще раз и тут поняла, что никаких «наверное» быть не может, потому что
снимал сам Виктор. Это было абсолютно очевидно! И она удивилась, как не поняла
раньше. Когда Тоня попыталась объяснить себе, откуда взялась такая уверенность,
у нее не возникло никакого иного объяснения, кроме как «дом подсказал». Это
была правда. Словно чей-то звонкий голос произнес где-то рядом или у нее в
голове: «Витька, только ты держи фотоаппарат ровно, а то я в кадр не войду!»
Она положила карточку на стол и устремила взгляд в окно, за
которым раскачивались яблони на ветру и шелестели листья.
Двадцать лет назад
– Витька, только ты держи фотоаппарат ровно, а то я в
кадр не войду! – крикнул Сенька, глядя на Витьку, умело выставляющего
выдержку и диафрагму.
На всякий случай Витька достал из кармана экспонометр и
проверил по нему экспозицию, с удовлетворением убедившись, что все сделал
правильно.
– Не двигайся, вот и войдешь, – ответил он, отходя
на полшага и прицеливаясь. – О, отлично-отлично, вот так и стойте…
– Вить, я устала, – заныла Юлька, которой и
хотелось фотографироваться, и было страшно: вдруг она плохо получится на
фотографии. И когда Витя будет рассматривать снимок, он каждый раз станет
говорить сам себе: «Ну Юлька и уродина».
– Юленька, подожди еще секундочку… Внимание!
Раздался щелчок, и Витька оторвался от объектива.
– Ну а теперь давайте на фоне речки, только пусть
кто-нибудь другой фотографирует.
Пока он объяснял восхищенному Сеньке, на что нужно нажимать
и кто должен быть в центре, Андрей спросил у Мишки:
– Слушай, вы туда больше не ходили?
Мишка помотал головой. Уточнять, о чем идет речь, не нужно
было: слишком живо было воспоминание о том, что они видели у дома колдуньи.
– Миш, а откуда она вообще взялась, та Антонина? –
негромко спросил Андрей.
– Пускай тебе Женька расскажет, она лучше меня эту
сказку знает, – серьезно ответил Мишка и пошел к брату посмотреть на
Витькину технику поближе.
Конечно, они все рассматривали ее все утро, но Мишке
хотелось еще раз подержать в руках небольшой фотоаппарат, так приятно и тяжело
ложившийся в руку. Хорошо бы, чтобы и у него был такой… С другой стороны,
баловство ведь, игрушка. Не, мотоцикл лучше в тыщу раз. Может, даже в две тыщи.
– Значит, тебе про Антонину рассказать… –
констатировала Женька, усаживаясь на корточки, как делали Мишка с
Сенькой. – Так вот, никуда она не приходила.
– Как не приходила? А в деревне она откуда тогда
взялась?
– А ниоткуда. Она тут до деревни была.
– То есть как? – поднял брови Андрей. –
Сколько ей лет, получается?
– Много, Андрюша, много. Да ты слушать будешь или
нет?! – неожиданно рассердилась Женька.
– Буду, буду.
– Тогда не перебивай. В общем, много-много лет назад на
месте нашей деревни стояла одна избушка, а в нем жила ведьма, и вокруг был лес.
Ведьма иногда к людям выходила и выменивала у них продукты на всякие съедобные
корешки и травки. А потом сюда приехали люди и решили: будет здесь новая
деревня и назовут ее Калиново. И среди тех людей наш дедушка был. Построили
избы, а на ведьму никто внимания не обращал. Но потом прошел слух, что она
может приворотные зелья готовить, и к ней начали бабы разные ходить, а иногда и
мужики тоже. И она никому не отказывала, всем готовила свои отвары. А в деревне
начались драки и склоки, потому что то у одного жена уйдет, то у другой муж
скромный загуляет. В общем, всякое-разное начали говорить в деревне. И решили в
конце концов для своей же пользы прогнать ведьму. Правда, прогнать не просто
так, а денег ей предложить, чтобы уехала в другое место и там свои дела
ведьминские делала. Боялись ее, вот что. Пришли к дому, а там и нет никого,
только девчонка какая-то маленькая на печке сидит. Откуда взялась – никто не
знает. Посмотрели на нее, стали с ней говорить – она не отвечает. Из избы ее
выводят – а она плачет и вырывается. Ну, и оставили ее там. Те женщины, которые
добрые, еду поначалу приносили, а потом смотрят: а она и не берет ничего, а все
собаки да кошки пожирают. Ну, в общем, забыли про нее все. А потом как-то раз
проходит наш дед мимо ведьминского дома, смотрит – а по огороду женщина высокая
ходит, непонятно откуда взялась. Он ее позвал, она на него обернулась – а глаза
как омуты. Он давай креститься! Так когда крестился, у него рука заныла, но все
равно он крест сотворил, она глаза-то и отвела. А дед домой прибежал и всем
рассказал, что в деревне новая ведьма появилась.
Андрей поймал себя на том, что низкий Женькин голос словно
усыпляет его, переносит к избушке, вокруг которой ходит женщина с глазами как
омуты. Словно он сам хотел перекреститься, но женщина с усмешкой смотрела на
него, и он не мог даже руки поднять. Вокруг избушки ходил драный черно-белый
кот с такими же глазами, как у женщины, и на шее его моталась длинная грязная
веревка…
– Андрей! Да ты меня слушаешь?
– Слушаю, слушаю, – забормотал он, с трудом отведя
взгляд от воды.
– А чего на реку смотришь, как полусонный? Ну, слушай
дальше. И жители пришли всей деревней к дому ведьминскому, а за забор зайти
боятся. Дед наш кричит: мол, кто ты такая, откуда взялась? А та женщина
смеется: я, говорит, всегда здесь была и всегда здесь буду, сколько меня ни
выгоняйте. А попробуете еще раз выгнать, я вашей деревне такое устрою, что
здесь ни одного дома не останется. И как начнет руками водить! Все перепугались
и по домам бросились. Вот тогда все и поняли, что колдунья-то старая, но как
она узнала, что прогонять ее собираются, наколдовала так, что стала девчонкой,
и росла опять, как бы заново. И с тех пор ее в покое оставили. А потом так даже
снова стали ходить к ней, только потихоньку, чтобы никто не видел. Но она
никогда приворотного зелья не дает, об этом все знают – только лечит, ну,
может, скот заговаривает.
