— Девочка моя… — Он взял мои руки, легонько встряхнул
меня, глядя прямо в глаза. — Я хочу, чтобы ты забыла о том, что произошло
в доме. Ты там никогда не была. Где тебя держали, не помнишь. Это на тот
случай, если милиция когда-нибудь проявит интерес. Ты не видела этого парня,
его машины. Инспекторы тебя не вспомнят, об этом я позаботился.
— Толя, я ничего не понимаю, — растерялась я.
— Главное, чтобы ты…
— Я не понимаю, — испуганно повысила я голос.
— Детка, этот парень мертв. Ты ударила его слишком
сильно, голова раскололась, как орех… И я ничуть не сожалею об этом, я просто
не хочу, чтобы ты прошла через весь этот кошмар допросов, суда… Ты и так
пережила слишком много.
— Я убила его? — ахнула я, не в силах поверить в
такое.
— Успокойся…
— Но этого не может быть… — Толя хотел меня обнять, я
вцепилась в его руки, до боли стиснув их. — Он был жив. Когда я уходила из
дома, он был жив, я еще очень боялась, что он очнется, когда искала ключи.
— С такой травмой головы не живут.
— Подожди, подожди, — заволновалась я. — Я
ударила его несколько раз. У него была кровь, стекала по щеке. Я очень
испугалась, я боялась, что убила его, и нащупала пульс. Он был жив. И Алексей
сказал… Боже мой, это он убил его, конечно.
— Алексей? — нахмурился Толя. — Кто это?
— Второй охранник, он приехал раньше.
— Ничего не понимаю. Второй охранник был там… Но как
тебе удалось уйти?
— Он меня отпустил.
— Охранник?
— Да. Сказал, что его смена лишь через час, и позволил
мне уехать. Теперь ясно почему: он хотел разделаться с Олегом.
— Извини, дорогая, но я ничего не понимаю. Один
охранник убил другого и при этом позволил тебе сбежать.
— Звучит странно, но именно так оно и было.
— Выходит, у них какие-то старые счеты, и он
воспользовался ситуацией? Как бы то ни было, Детка, я запрещаю тебе даже думать
о том, что там произошло. Тебя никогда не было в этом доме, и ты его в глаза не
видела. Не хватает еще обвинений в убийстве…
— Но… ведь они похитили меня. Эти люди — преступники.
— Все это придется доказать. Я не желаю подвергать тебя
лишним испытаниям. Забудь о том, что там было. Мы должны думать о Саше.
— Но если мы…
— Я тебе уже объяснил, этот след никуда не ведет.
— А труп? Что сделали с трупом? Он все еще там?
— Нет. Ребята навели в доме порядок. Я не хочу, чтобы
там обнаружили твои отпечатки. И все, мы больше не говорим об этом. Наша
главная забота — вернуть Сашку. Сейчас я могу думать только об этом. Я нуждаюсь
в твоей помощи, — тихо сказал он. — Поэтому очень прошу:
выздоравливай побыстрее. И еще: не мучь себя.
Я вспоминала тот разговор, глядя в лицо мужа и почти не
слушая, что он говорит. Я провела в больнице пять дней, и сама мысль остаться
здесь еще на день приводила меня в ужас. Я не могла находиться здесь,
разглядывать потолок и в сотый раз возвращаться к одному и тому же: Сашка, где
она, что с ней, и так ли мы правы, скрывая все от милиции. Я знала, что
говорить об этом с мужем бессмысленно, в эти дни мы без конца возвращались к
данной теме, и всякий раз он убеждал меня, что единственный способ спасти Сашку
— держать все в секрете. Его люди работают… У мужа крупная фирма, и охрана
состоит из профессионалов, он неоднократно с гордостью говорил об этом. Они
проведут любую операцию лучше милиции. Сейчас он уговаривал меня не торопиться
и остаться в больнице еще на пару дней. Я не слушала его уговоров, дождалась,
когда он закончит, и заявила:
— Я не хочу здесь оставаться. Если меня не выпишут, я
уйду сама.
— Хорошо, — помедлив, согласился он. — Раз ты
настаиваешь… Тебе помочь собраться?
— Нет. Скажи, они больше не звонили?
— Нет, иначе бы я сразу сообщил тебе. С Сашкой все в
порядке, я же чувствую. Я бы непременно… Извини, — вздохнул он. —
Пойду вызову охрану. — Он вышел из палаты, а я еще некоторое время сидела
задумавшись.
Странно, что похитители до сих пор не объявились. После их
последнего звонка, по словам мужа, прошло несколько дней. Они не требовали
денег, просто запретили ему обращаться в милицию и предупредили, что если я не
буду молчать… Чем больше я об этом думала, тем больше подозревала, что муж
что-то скрывает. Если ребенка держат из-за денег, им пора дать знать о себе. А
они молчат. Им нужна гарантия, что я буду держать язык за зубами? Допустим. Как
долго они намерены скрывать у себя ребенка? Месяц, два, три? О господи… Я не
удержалась и опять заревела. А если дело не в моем молчании и не в деньгах? Что
этот тип говорил, когда меня привезли в охотничий домик? Он называл срок в две
недели. Но две недели прошли. Если они намеревались вернуть ребенка, им пора
сделать это. Выходит, все-таки дело во мне. Я сбежала и осложнила ситуацию,
расплачиваться за это придется Сашке. Но почему нас разлучили, какой в этом
смысл? Мысли путались у меня в голове. Я пробормотала:
— Что-то не так, что-то не правильно. — Вспомнила
о том, что собиралась покинуть больницу, поднялась, достала из шкафа костюм и
переоделась.
В палату вошел Анатолий.
— С врачом я поговорил.
— Мы можем ехать? — спросила я.
Он кивнул, глядя на меня с сомнением.
— И все же я бы предпочел…
Я торопливо вышла в коридор. Возле палаты дежурили двое
мужчин из охраны мужа. Охрана появилась в тот день, когда меня привезли сюда, и
находилась здесь круглосуточно. Один из охранников пошел вперед, Толя взял меня
за руку, второй охранник замыкал шествие. Джип подогнали к самым дверям, мы
загрузились так быстро, что я не успела понять, какая на улице погода. Нас
сопровождали две машины. Казалось, мужа это ничуть не раздражало, точно он
вовсе не замечал суеты вокруг. А я подумала, что не хотела бы ни себе, ни Сашке
такой жизни. Весь день под присмотром десятка глаз, точно под конвоем. Чем это
лучше тюрьмы? Впрочем, я лукавлю, я готова на все, пусть конвой, пусть в самом
деле тюрьма, лишь бы вернуть ребенка.
* * *
Квартира показалась мне пустой и непривычно тихой. Такое
чувство, будто в доме траур. Я запретила себе думать об этом. Из комнаты вышла
Юлька, она навещала меня в больнице и сейчас ждала здесь, в своей комнате, хотя
все это время жила у себя в квартире.
— Ну, вот ты и дома, — улыбнулась она. —
Наконец-то…
