Такое положение дел мало волновало валиде, но очень нравилось Махидевран, которая стала баш-кадиной бесповоротно, потому что была матерью старшего из сыновей, да и саму Хуррем, которая не очень задумывалась о своем новом положении, ее куда больше волновал Мехмед. Сынишка категорически не желал брать грудь ни одной из кормилиц, он кричал, требуя материнского молока. Втайне от Хафсы (вернее, та делала вид, что ничего не знает) Роксолана стала сцеживать свое молоко и передавать его кормилице, которая обмакивала в молочко кусочек ткани и давала малышу его сосать. Только это и спасало маленького принца от голодной гибели, но малыш слабел, ему нужна была материнская грудь.
Все мысли Роксоланы были заняты только Мехмедом, она не могла думать ни о чем и ни о ком другом, кроме разве Сулеймана. Только бы сын дожил до возвращения отца, Роксолана верила, что Сулейман спасет мальчика.
Хафса злилась на упорного младенца и его не менее настырную мать. Но постепенно помимо ее желания приходило уважение. Сначала к ребенку, который отчаянно боролся за жизнь, потом к его матери, которая не менее настойчиво пыталась ему помочь. Валиде не могла понять, ведь для Хуррем было выгодней, чтобы сын не выжил, тогда оставалась надежда задержаться подле султана.
– Самира, на что она надеется?
Хезнедар-уста, главная помощница и хранительница тайн Хафсы еще со времени Трапезунда, вздыхала:
– Госпожа, мне кажется, что она действительно любит Повелителя. И хочет, чтобы ее сын выжил. В этой девочке пока нет стремления к власти.
Валиде тоже вздыхала:
– Пока нет, потом появится. И что-то подсказывает мне, что эта женщина сумеет взять в свои маленькие ручки не только сердце моего сына, но и всю власть при нем.
– Разве это плохо? Она умней Махидевран и Гульфем, схватчива, разумна, когда требуется, умеет учиться…
– Разве женщине нужен такой ум?
– Вай, госпожа, а не вы ли твердили, что именно умной женщины не хватает при вашем сыне, и не вы ли всегда хвалили Нур-Султан за ее ум?
Хафса морщилась от правоты Самиры, возражала, только чтобы возразить:
– Для гарема вовсе не такой ум нужен. А в государственных делах у Сулеймана и без этой девчонки советчиков хватит. Да и не нужны ему советы.
Хезнедар-уста хотела возразить, что отцу Хафсы крымскому хану Менгли-Гирею тоже ума не занимать, однако помощь умной Нур-Султан вовсе не помешала, да и Хафсе с Селимом тоже. Не соболя ли, присланные другом Нур-Султан московским правителем Иваном, отправленные потом в Стамбул в подарок любимым женам султана Баязида, помогли Селиму получить отцовское прощение за первую попытку бунта?
Но говорить об этом не следовало, совсем не следовало. Самира прекрасно знала, что Хафса все помнит и понимает и сама, а если не желает вспоминать, значит, и напоминать ни к чему.
Это было так, крымский хан Менгли-Гирей взял в жены уже дважды овдовевшую Нур-Султан по совету московского князя Ивана III. Ногайская красавица побывала женой казанского хана Халиля, но даже ребенка от него родить не успела – овдовела. Став следующим ханом, брат умершего Ибрагим по наследству получил и его супругу. Юная Нур-Султан была так хороша и разумна, что легко затмила всех красавиц гарема и родила двух сыновей и дочь Гаухаршад.
Ибрагим прожил тоже не слишком долго, а пришедший после него к власти в Казани Ильхам, сын старшей жены хана, терпеть не мог молодую мачеху. Пришлось вдове с сыновьями удирать в Москву под крыло великого князя Ивана III. Вот тогда князь и решил, что крымскому хану Менгли-Гирею не хватает именно такой разумной жены. Прожив несколько лет в Москве, Нур-Султан оставила сына на попечении Ивана III и отправилась к Менгли-Гирею в Бахчисарай.
Хафса помнила ее появление в гареме отца, самой дочери Менгли-Гирея тогда шел седьмой год. Она не считала новую ханшу красивой. К тому же Нур-Султан не была молодой, ей больше тридцати лет, два взрослых сына, старший из которых успел побывать, хоть и очень недолго, казанским ханом, свергнув Ильхама. С собой новая мачеха привезла младшего из сыновей Абдул-Латифа.
Нур-Султан не шла ни в какое сравнение с матерью Хафсы, очень красивой, но безвольной полькой. Она умудрилась настоять на официальной женитьбе Менгли-Гирея на себе, вернее, не согласилась быть в его гареме просто наложницей. Ей, дважды ханше и бывшей ногайской царевне, не пристало становиться рабыней даже крымского хана.
Менгли-Гирей женился.
Хафса испытывала к мачехе двоякое чувство, с одной стороны, как все женщины гарема, она ненавидела эту, как ее называли, зазнайку, ведь никому другому не удавалось женить на себе хана, все оставались на положении наложниц. Презирала из-за отсутствия яркой красоты, невысокого роста и щуплости. Считала колдуньей, не веря, что женщина в тридцать пять лет, не применяя колдовство, может очаровать мужчину, имеющего гарем из красавиц, настолько, чтобы тот предпочел ее остальным.
Ненавидела и восхищалась, потому что сама, будучи неглупой, быстро поняла, в чем колдовство Нур-Султан. Мачеха показала пример того, что женщина может быть неотразимой в любом возрасте, имея ум и обаяние. Даже шипевший вслед гарем в присутствии Нур-Султан попадал под ее чары и становился шелковым.
Нет, ханша вовсе не стала устанавливать в гареме свои порядки, соперницы для нее словно не существовали, Нур-Султан жила ханом Менгли-Гиреем и своими сыновьями.
Как Айше Хафса мечтала стать такой же – женщиной, которой подвластно все! Тайно наблюдала за мачехой, норовила оказаться поближе, чаще видеть, больше слышать, хоть чему-то научиться. Как ей хотелось иметь такую мать! Но Нур-Султан, казалось, не замечала девочку. Да и как заметить, если в гареме их столько!..
Ханша была столь умна и деятельна, что Менгли-Гирей предпочел переложить на ее плечи многие из собственных дел. Нур-Султан куда лучше хана умела договариваться с правителями других стран, особенно с теми, от кого Крымское ханство поневоле тогда зависело, – со Стамбулом и Москвой. Менгли-Гирей передоверил дипломатическую переписку ханше. Из Москвы и Казани в Бахчисарай везли соболей, ловчих птиц, клыки невиданных северных зверей, которые столь ценили костерезы. Обратно следовал жемчуг, иноходцы, красивое оружие… Потом часть мехов отправлялась в гарем Топкапы, а птицы султану…
Пришло время, и ханша заметила красавицу Хафсу. Заметила, когда понадобилось срочно найти жену принцу Селиму. У Селима уже был гарем и дети, но умная Нур-Султан сделала для Хафсы то, что сделала для себя, – Селим женился на дочери Менгли-Гирея. Это ставило Хафсу в особое положение, куда девалась наложница, никто не спрашивал, а вот за жену пришлось бы отвечать. Но это же в 898 году хиджры (1493 г.), году их свадьбы, было смертельно опасным.
Во-первых, Селим не старший и не любимый сын султана Баязида, стать следующим султаном он мог едва ли. Во-вторых, принц был в опале, ему пришлось бежать от гнева отца в Крым, и возвращение грозило смертью. В-третьих, сам Селим не обладал тихим и даже сносным нравом, становиться его женой само по себе значило навлекать на свою голову трудности.