Встревоженный тем, что ему только что рассказал его старый друг, барон, не подумавший об этом, когда брал фиакр у кафе «Корацца», теперь сразу же заметил, что его преследуют. Он колебался лишь мгновение, а потом решил изменить свой маршрут. Не может быть и речи о том, чтобы привести в Шалонну тех, кто явно желает ему зла. Набалдашником трости, с которой он никогда не расставался, если выходил в своей привычной одежде, — на самом деле в трости прятался клинок шпаги, — де Бац постучал в стекло, отделяющее его от кучера.
— Я передумал, — сказал он. — Слишком поздно, чтобы выезжать из города. Отвези меня на улицу Менар, гражданин!
— Мне это больше по душе, — согласился возница. — Моя лошадь устала, да и я, признаться, тоже…
С тех пор как в Париже начались беспорядки, барон редко заглядывал в прелестный дом на улице Менар, где до революции он занимал первый этаж, а Мари Гранмезон жила на втором. Там они познакомились, полюбили друг друга, и этот дом был дорог им обоим. Де Бац купил дом и изменил его планировку таким образом, чтобы две квартиры сообщались между собой. Позже они нашли дом в Шаронне, который понравился им обоим и где они предпочитали жить, но о продаже особняка на улице Менар не могло быть и речи. Что же касается других квартир, которые принадлежали тем персонажам, роль которых исполнял барон — в тупике Двух мостов, на улице Кок и другие, — то Мари этих адресов не знала, хотя Жан рассказал ей в общих чертах о существовании этих квартир. Жан хотел уберечь Мари от ненужных волнений.
Барон понимал, что Мари станет волноваться, когда вечером он не появится, чтобы присоединиться к Дево и Моррису, как он обещал. Такое случалось не в первый раз, и молодая женщина все равно оставалась внимательной хозяйкой дома, особенно по отношению к американцу. Посол намеревался остаться на ночь в доме в Шаронне из осторожности, так что Бац сможет с ним встретиться на следующее утро.
Приехав на улицу Менар, он щедро расплатился с кучером, достал из кармана ключ, открыл дверь и со спокойным видом переступил порог, как и полагалось добропорядочному гражданину, возвращавшемуся к себе домой. Когда он закрыл дверь, фиакр уже уехал.
В доме было холодно. Печь в прихожей, выложенная фаянсовыми плитками, разумеется, не топилась, но, к своему огромному изумлению, де Бац увидел свет, пробивающийся из-под дверей гостиной. В особняке кто-то был. Барон мгновенно насторожился. Только у Мари был второй ключ от дома, но она находилась в Шаронне.
Отлично зная расположение предметов в комнатах, он не стал зажигать свечу: Жан бесшумно открыл маленький ящик, искусно спрятанный в резной деревянной обшивке, вынул пару пистолетов, на ощупь зарядил их и один засунул за пояс, чтобы его легко было выхватить в случае необходимости. Держа второй пистолет в левой руке, барон неслышно словно кошка прошел по выложенному черным и белым мрамором полу и приблизился к дверям гостиной. Он бесшумно открыл дверь, и перед его взором предстала удивительная картина. Тем не менее она заставила его воскликнуть в изумлении:
— Что вы здесь делаете?
И в самом деле было чему удивляться. Юная девушка, спавшая на оттоманке, затянутой бело-голубой шелковой узорчатой тканью и стоявшей перед камином, где горел сильный огонь, должна была находиться не в этом доме, а в своей спальне, в доме ее родителей на улице Бюффо. Незваную гостью звали Мишель Тилорье. Девушка была дочерью одной семейной пары, с которой де Бац поддерживал дружеские отношения еще со времен Учредительного собрания. Он не бывал у супругов Тилорье после первого нападения на Тюильри 20 июня и никак не мог понять, что их дочь могла делать в доме, где он теперь практически не бывал.
Мишель, разбуженная его возгласом, вскочила. В ее голубых глазах промелькнул страх. Де Бац уже пожалел о своей грубости и извинился:
— Простите меня, Мишель, но я никак не ожидал увидеть вас в моем доме. Мне кажется, вы должны мне все объяснить. Вы кого-нибудь ждали? — спросил он, указывая на легкий ужин из фруктов и сладостей, стоявший на столике.
Девушка залилась густым румянцем и теребила в пальцах крошечный батистовый платочек. Мишель можно было назвать красивой. Довольно высокая, с густыми волосами цвета спелой пшеницы и очень белой кожей, она легко краснела и бледнела при малейшем волнении. Девушка опустила голову, не смея взглянуть в глаза хозяину дома, и еле слышно прошептала:
— Да… Я ждала… Вас…
— Меня? Откуда вы могли знать, что я заеду сюда этим вечером, когда я сам двадцать минут назад об этом не догадывался?
— Я не знала наверняка, я только надеялась. Я всегда надеюсь застать вас, когда прихожу сюда.
— И часто ли вы приходите?
— Как получится. Но не реже двух раз в неделю.
— Ах вот как! И как же вы открываете дверь?
— Это просто. Я… я сделала еще один ключ.
— А ваши родители? Они разрешают вам выходить по ночам?
Пока они разговаривали, девушка почувствовала себя немного увереннее. Она даже попыталась улыбнуться.
— Родители полагают, что я ночую у моей подруги Фанни. Она живет по соседству. Поэтому я и могу приходить сюда время от времени и ночевать здесь.
— Вы остаетесь на всю ночь?
— Ну конечно! Не могу же я вернуться в дом Фанни посреди ночи. На улицах слишком опасно. Так что я ужинаю и остаюсь здесь.
— Где здесь? В спальне Мари?
— Чтобы я ночевала в комнате вашей любовницы? Актрисы? — воскликнула Мишель с таким негодованием, что брови барона сурово сошлись на переносице. — Нет, я сплю в вашей кровати… И мне там, поверьте, очень хорошо! Но не беспокойтесь, я никогда не оставляю беспорядка, совсем наоборот. Я убираю и жду вас. Вы же видите, я все-таки оказалась права! Вы пришли. Садитесь же, я подам вам ужин!
— И что мы станем делать потом? Займемся любовью? — грубо поинтересовался барон.
Разумеется, эта история могла бы польстить его самолюбию и тронуть его сердце, но Жан де Бац был не в настроении выслушивать бредни молоденькой девицы, забившей себе голову любовной чепухой. И потом, она поставила его в неловкое положение. Если адвокат Тилорье и его жена узнают, что их дочь проводила ночи в его квартире, ему останется только на ней жениться. А это было совершенно немыслимо.
Но если Жан рассчитывал смутить Мишель своей неожиданной атакой, то он жестоко ошибся. Девушка вновь обрела всю свою уверенность.
— Ну разумеется! — воскликнула она, с вызовом глядя на него. — Именно этого я и хочу. Я хочу спать с вами, родить вам сына и стать вашей женой, потому что я вас люблю.
— Заманчивая перспектива! Я, безусловно, польщен, но, к несчастью, я не чувствую ни малейшей склонности играть ту роль, которую вы мне определили. Я не намерен связывать себя узами брака, мое дорогое дитя! Никогда!
— Почему? Из-за вашей этой Гранмезон? Этой актрисульки? Разумеется, на ней вы жениться не можете. Это позор и унижение!
