— Думаю, вы должны рассказать Жюльет обо всем. Так, как рассказали мне.
* * *
Жюльет сидела в камере на койке, прислонившись к стене, опустив голову на руки. Она чудовищно устала и уже ничего не боялась. В голове теснились сотни вопросов. «Что такое жизнь и зачем она нужна? Что такое удача и от чего она зависит? Насколько мы вольны выбирать свою судьбу? Судьба или случай — что важнее?»
Чтобы выбить из Жюльет какие-то дикие признания, инспектор Ди Нови угрожал посадить ее на «Баржу», в плавучую тюрьму, стоявшую на якоре недалеко от Бронкса. Но она не сдалась. Сокамерницы, большей частью негритянки и латиноамериканки, называли ее Француженкой и не могли понять, за что ее тут держат.
Жюльет призналась, что подделала дату на визе, но этого было мало, чтобы считать ее террористкой. Она сделала это ради мужчины. Ради того, кто посмотрел на нее не так, как другие. Кто заставил ее почувствовать, что она особенная, удивительная, неповторимая.
И если бы понадобилось, она бы сделала это снова.
Потом Жюльет подумала о родителях, о сестре… Даже если ее выпустят из тюрьмы и отправят домой, это ничего не изменит. Она снова всех подвела. Что бы она ни делала, она никогда не будет соответствовать их высоким требованиям.
Она хотела стать кинозвездой, а стала официанткой. Она хотела понравиться мужчине, а попала в тюрьму. Просто неудачница…
Загремели ключи, охранник принес обед. Жюльет проковыляла к окошку, как птица с перебитым крылом. В горле пересохло. Она открыла бутылочку минеральной воды и выпила сразу половину.
Жюльет заметила свое отражение в металлическом подносе. Оно было мутным, но все равно было видно, что ее лицо стало бледным и осунулось, зрачки расширились от недосыпа. Грустно усмехнувшись, Жюльет вспомнила, сколько часов потратила, чтобы стать самой красивой. Сколько часов потеряно, чтобы соответствовать современным канонам красоты. «Почему считается, что за красивым фасадом обязательно скрывается прекрасная душа? Почему в наше время все хотят быть молодыми и стройными, хотя начиная с определенного возраста становится очевидно, что в этой борьбе невозможно победить?»
Жюльет пересматривала свои жизненные ориентиры. Она поклялась себе, что отныне ее выбор всегда будет в пользу естественности. Если она должна быть на кого-то похожа, то она будет похожа только на себя.
Раздалась сирена. Скоро выключат свет. Жюльет вернулась на койку, лампочка под потолком все тускнела, пока совсем не погасла.
Наступила полная темнота, и Жюльет вдруг показалось, что у нее в животе зашевелились гадкие липкие черви. Сердце отчаянно забилось, и вскоре по ее щекам полились горячие слезы. Она тихо плакала, окоченев от холода и страха. Она знала, что не сможет спать. Каждый раз, когда выключали свет, она начинала думать о тех, кто погиб в авиакатастрофе. Некоторых она вспоминала особенно ясно, хотя видела их не больше нескольких секунд, когда покидала самолет. Снова и снова пытаясь заснуть, она слышала голоса, которые будили ее, когда она вот-вот должна была соскользнуть в блаженное забытье.
Голоса, звавшие ее с того света, полные боли и ужаса.
Голоса, упрекавшие ее за то, что она осталась жива. Голоса, которые говорили, что она тоже должна была умереть…
* * *
Сэм уже собирался уходить, когда дежурная медсестра окликнула его.
— Доктор Гэллоуэй, вас ждет женщина, — сказала она, указывая в конец холла.
— Пациентка?
— Думаю, что нет.
Сэм пересек холл, надеясь, что это не Грейс Костелло.
Женщина стояла у окна, глядя в темноту. На ней было прямое пальто, шарф от Бербери, прямые волосы падали на плечи.
Одежда, прическа…
— Жюльет! — воскликнул он, бросаясь вперед.
Женщина вздрогнула и обернулась. Она была того же роста, в той же одежде, но это была не Жюльет.
— Доктор Гэллоуэй? Меня зовут Коллин Паркер, я соседка Жюльет.
Немного смутившись, Сэм поздоровался. Девушка откровенно разглядывала его. Сэм тоже пристально посмотрел на нее, отметив тонкие черты лица и зеленые глаза. Коллин была красива и знала это.
— Я читала сегодняшние газеты и до сих пор не могу прийти в себя. Жюльет подозревают в том, что она взорвала самолет! Да она даже микроволновкой пользоваться не умеет.
Сэм вежливо улыбнулся. Коллин продолжала:
— Ее адвокат рассказал о том, что вы предприняли. Он сказал мне, как вас найти.
— Мне кажется, есть надежда, что завтра Жюльет освободят.
Коллин кивнула. Сэм догадался, какой вопрос вот-вот должен был сорваться с ее губ.
— Вы давно знакомы с Жюльет?
— Не очень, — честно сказал он.
— Несколько месяцев?
— Несколько дней.
Коллин снова внимательно на него посмотрела. Чем больше она его слушала, тем яснее понимала, что в нем привлекло Жюльет: удивительное сочетание уверенности и мягкости, блеск глаз, который так волновал…
— Я должна задать вам один вопрос, — сказала Коллин после некоторого колебания.
Сэм кивнул.
— Почему вы помогаете женщине, о существовании которой неделю назад даже не подозревали?
— Это очень просто и в то же время сложно, — ответил Сэм.
Коллин помолчала.
— Я знаю только одну вещь, которая очень проста и в то же время сложна.
— И что это?
— Любовь.
* * *
Несколько часов спустя в Гарлеме, посреди нью-йоркской ночи, высокая фигура проскользнула в здание из кирпича. В этих просторных складских помещениях — неподалеку от здания, где обосновался Клинтон после того, как покинул Белый дом, — хранились отчеты о вскрытиях по закрытым или пересмотренным уголовным делам.
Грейс Костелло вошла в холл офисного здания. Вокруг было тихо. Она посмотрела на часы: чуть больше трех часов утра. Как она и думала, дежурных было не много.
— Добрый вечер, — сказала она служащему, зевавшему во весь рот за стойкой администратора.
— Здравствуйте. Похоже, на улице собачий холод?
— Да, — ответила она, сдавая удостоверение и значок, как полагалось по инструкции.
Она знала, что в эту минуту камера наблюдения записывает все ее движения, но сознательно пошла на риск. Никто никогда не просматривает эти записи, думала она. Никто из тех, кто мог бы ее узнать.
— Я бы не отказалась от кофе, — сказала она, растирая озябшие руки.
— Там есть автомат… — Дежурный указал в конец коридора.
Грейс улыбнулась ему своей фирменной улыбкой, которая безотказно действовала на любого, даже самого уверенного в себе мужчину. Это было ее универсальное оружие. Оружие, применять которое было даже не совсем честно. Но иногда приходилось, вот как сегодня вечером.
